Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов

облекся «в оружия света», с радостью приял приближающийся день.

      – Ты тоже должен отвергнуть дела тьмы, княже, – повторял грек Кевкамен, и в его голосе Аскольд улавливал не только пожелания, но и упреки.

      Да, много было совершено им дел тьмы! Тем не менее князь, прежде чем сделать противоправное с точки зрения христианской морали, всегда исходил из разумного, не как брат Дир, который действовал по настроению… «Брат опасен, но вдвойне опасна теперь моя старшая жена Сфандра, которую я раньше очень любил и которая также очень любила меня. И она не простит охлаждения к ней – ее поступки продиктованы холодным расчетом, “тьмою” и потому беспощадны. Она уже сие доказала, когда сожгла живыми христиан в пещере. Но так все обставила, что нельзя доказать ее виновность. Ибо те, кто жгли, тоже мертвы… Хитра, изворотлива, как и ее брат – правитель племени царкасов. Что-то снова задумала, испросив недавно моего позволения навестить родные места. А запретить ей я не могу, не имею права… Но лишь она отъедет, тут же верну грека из Новгорода! Нужен он мне для души…» – раздумывал Аскольд, находясь у себя в опочивальне. Забавушки, младшей женушки его ласковой, рядом не было, она, как малое дитя (всего-то пятнадцать годков только что исполнилось), во дворе играла с его дочками, которых родила Сфандра. Старшей пошел десятый, но не по возрасту серьезна, вся в мать, и такая же черноокая, с пристальным колючим взглядом. Поэтому Забава всегда предпочитает водиться с шестилетней Зориной, светлоокой, озорной и подвижной. Вот и сейчас доносится ее звонкий голосок:

      – Забава, Забава, теперь искать твоя очередь. А нам хорониться!

      «Как только приму христианство, а я почти это решил, – будет мне единственной женой моя Забава-милушка…» Аскольд выглянул в окошко и ласково улыбнулся ей. Та ответила ему тем же и, закрыв руками глаза, стала ждать, пока прячутся ее напарницы по игре в жмурки. Эти девочки приходятся ей дочками… «Смешно!» – усмехнулся князь.

      В дверь тихонько три раза постучали. Аскольд ведал, кто это. Набросил на себя мягкий кафтан, разрешил войти. На пороге появилась древлянка Настя, ставшая женой дружинника Доброслава Клуда, того самого крымчанина, который до женитьбы на ней успел в качестве телохранителя византийского философа-богослова Константина, брата Мефодия, побывать в Хазарии и Великоморавии. А Настю архонт определил в женскую половину к старшей жене служанкой, чтобы быть его «ушами и глазами…»

      Первый вопрос был ее, а не его: вернулись ли послы из Новгорода?

      – Ждешь Доброслава? – улыбнулся Аскольд.

      – Жду, – простодушно призналась молодица.

      – Скоро приедет.

      – Княже, пришла я сообщить, что Сфандра с Диром вчера снова были на прорекарище, о чем-то там совещались… А сегодня утром она сказала, что берет меня и сына моего с собой к брату в Обезские горы[44].

      – Это же хорошо! – воскликнул Аскольд. – В охрану ей назначу твоего мужа, и его пребывание с вами ни у кого не вызовет подозрения… Есть что еще у тебя?

      – Пока

44

Обезские горы – так русы именовали между собой Кавказские горы, хотя название «Кавказ» существовало в языке многих народов.