Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов

и колчаном; лук, меньше по размеру мужского, но со звонкой тетивой из оленьих жил, висел у Забавы за спиной и ничуть не стеснял ее в движениях. Из него она умела посылать стрелу на такое же расстояние, как и Аскольд или Дир, точно попадая в цель.

      Князь также был вооружен, только сбоку у него еще колыхался меч, а к седлу была приторочена ловчая сетка; когда Тур с рындами готовились ехать с ними, архонт сказал старшему рынде:

      – Мы едем не токмо имать птиц, но и волховать… Посему должны быть одни. Останьтесь.

      Священное дело вершится без лишнего догляда – так учат жрецы, поэтому Тур спорить не стал, ибо знал, что теперь эти двое полностью вверяют себя защите богов… Нагнув головы, Аскольд и Забава стали продираться через густую зелень, и тут княжеский конь, будто почуяв кого-то сзади, повернул в сторону лоснящуюся шею и легонько фыркнул.

      – Остановись, Забава! – крикнул жене Аскольд.

      Постояли. Прислушались. Лишь шум от несильного ветра доносился сверху да пищала разная мошкара, облепившая, как только встали, брюхо и зады лошадей. Тихо. Но надо быстрее выехать из этой душной, пахнувшей прелью, опасной дремучести на свет, на поляну, где травы и цветы, где полно птиц, бабочек, шмелей и пчел. И когда достигли ее, соскочили с коней, Аскольд взял Забаву за локоть, притянул к себе, обнял нежно и шепнул ей на ушко:

      – Далеко не уходи, милушка. Ты мне для ласки понадобишься…

      Взглянув в лицо девушки, которое заалело, подумал: «Сказать, что конь кого-то почуял давеча, значит, испугать, хотя кривичанка моя, выросшая в ожидании нападения диких ятвягов и жмуди, не из боязливых; владеет оружием – дай Перун каждому!.. Но все-таки женщина: вон как зарделась, когда я сказал ей о ласке, подразумевая супружескую близость… Но лучше я поведаю ей, пусть начеку будет!»

      – Забава, а ты по дороге сюда ничего не слышала?

      – Нет, любый княже, ничего… Хотя да, твой конь фыркнул. Подумала – мошка залетела ему в ноздри.

      – Не мошка, милушка… Знаю своего скакуна. Мыслю, это бродит медведь.

      – Ну, сей топтыга нам не страшен. – Забава быстрым заученным движением руки поправила на бедре колчан со стрелами.

      – Все же поблизости будь.

      – Значит, не для ласки нужна.

      – Господь с тобой, Забавушка! – как истый христианин воскликнул Аскольд. – После лова натешимся, как муж и жена.

      – А вправду мне говорили, что Дир делает сие и с мальцами?..

      – Кто говорил?

      – Предслава, что мамкой служит у Сфандры.

      – Вот дура баба! – в сердцах проговорил князь, склонился и, ничего более не сказав, начал распутывать сеть. Но потом все же поднял голову, засмеялся и добавил: – А брат мой по-всякому может. Такой он у нас верткий… —

      Девушка подошла к гнилому дубу, некогда почитаемому как священный. Поковыряла ножом его трухлявую кору, в которой даже насекомые теперь не селятся, заглянула в дупло и отпрянула: из него показалась, шевеля раздвоенным жалом, голова гадюки. Отбежав, Забава резко повернулась, метнула