Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов

донесся удивленно-сдавленный возглас киевского архонта:

      – Тур!.. Вонючая гиена…

      Подойдя, он снова обнял Забаву, она уткнула свою головку в широкую теплую грудь мужа.

      – Хотел погубить тебя. По чьей-то указке. А я все не верил греку… Затем вроде вконец убедился в преданности старшего рынды. Только вон вышло-то как… – прерывисто говорил Аскольд и ласково поглаживал спину Забавушки.

      Потом нежно взял руками ее за голову и прижал к себе.

      – Милушка моя… А ловко ты его. В самую маковку угодила! И не пикнул. Может быть, посмотреть на него хочешь?

      – Не хочу…

      – И ладно. Прикажу не хоронить… Пусть его шакалы сожрут аль расклюют вороны… все, ловить птиц мы больше не станем. Собирайся, домой поедем.

      А по дороге князь раздумывал над тем, почему Тур промахнулся: в дружине нет стрелков, равных ему по меткости. Поделился своими мыслями вслух:

      – Видно, рука дрогнула, когда голубь громко крыльями захлопал…

      – Скорее всего, так… А голубя я же просил подержать, хотел желание на него загадать. Да уж, видно, Господь тебя надоумил выпустить и жизнь спас. Ты пока помолчи, а я сотворю молитву в благодарность за твое спасение… «Иисусе сладчайший Христе, Иисусе человеколюбче, услади сердце мое многомилостиве, молюся, Иисусе Спасе мой, да величаю Тебя спасаемый…»

      Забава чуть удивленно и с доброй улыбкой взирала на мужа, сердцем еще не понимая того, что он делает. Почему молится какому-то невидимому, неосязаемому Богу? Она же верила в тех богов, которых на капище можно потрогать и с которыми дозволяется лицом к лицу поговорить.

      И после прочтения молитвы Аскольд оставался задумчивым; Забава знала: сейчас лучше к нему не обращаться. А князь, вспоминая недавние события и сопоставляя их с более ранними, пришел к выводу, что к случившемуся на поляне прежде всего имеет отношение Сфандра.

      «Если старшая жена ревнует меня к Забаве, она и желает ее смерти… Накануне, как сказала Настя, Сфандра и Дир встречались тайно на прорекарище… Я бы многое отдал, чтобы узнать, о чем они там говорили… Светозар меня тоже предупреждал: Тур – соглядатай Дира (цепь каких-то явлений, известных боилу, представляла собой основание для такого подозрения); а раз так, то и брат замешан в подготовке убийства милушки, которого, слава богу, не произошло…»

      «Злые, самолюбивые, занятые только собой… – Ярость душила Аскольда. Сфандру и Дира сейчас он готов был растерзать на кусочки. – Только как доказать их вину?! А ведь точно хотели погубить невинную душу!.. Связать бы их по руке и ноге и пустить по глубокой воде: кто кого перетянет. От своего не отступятся, знаю… Глаз да глаз нужен! Утешает лишь, что Сфандра отбывает к брату, и мыслю, что неспроста… В общем, объявили они мне войну… Хотя война-то уже идет: убили христиан, вот и грека пришлось у Рюрика укрыть…»

      И тут на ум пало самое страшное: «Ведь Тур мог подслушать и наш разговор с Вышатой о моем сыне, которого я хочу сделать соправителем; значит, смерть может угрожать и ему!..»

      Но еще одного не предполагал