Проделки куриного бога. Анна Яковлева

к принцессе.

      – За что? За обратную дорогу? Не рановато? На место еще не прибыли, – заметил Фархатович.

      – Мне нужно чем – то запить, – без всякой логики потребовала Михася.

      – Коньяк? Запить? – ужаснулась выдра.

      – Я не пью крепкие напитки. – Все – таки Михалина была человеком с убеждениями.

      – Гос-с-с-поди. – Бестия посмотрела на нее с отвращением. – Какая же ты зану – уда!

      – Один момент. – Борис поставил свой стакан, спустил с верхней полки сумку, рука его нырнула в боковой карман, откуда он извлек примятый пластиковый стаканчик и пакет сока.

      Михалина вознесла молитву Богородице: стакан был матовым.

      – Спасибо, – грудным голосом поблагодарила она своего спасителя.

      Катька раздула ноздри:

      – Все? Погнали?

      – Сколько угодно, – разрешила «принцесса крови».

      Пить она не собиралась, поэтому прибегла к проверенному трюку: глотать коньяк не стала. Набрав в рот, осторожно (здесь не обойтись без натуралистической подробности) выпустила в стакан с соком.

      – Мы можем в Варшаве встретиться, – внес неожиданное предложение Чарнецкий.

      – За встречу в Варшаве, – тут же провозгласила Катька.

      Прозвучало почти как за встречу на Эльбе.

      Начался всеобщий обмен телефонными номерами. Михасю эта процедура не коснулась, потому что сотового телефона у нее не было в заводе, и она совершенно устранилась, благодаря чему успела заметить: Катька не пила, и свой стакан замаскировала пакетом с остатками ужина бедуина.

      Тут в вагоне послышался шум, раздались шаги и голоса, бутылка и стаканы моментально испарились, но вошедшие пограничники все равно дергали носами, как давешний кокер – спаниель.

      Едва поезд выехал из санитарной зоны, Михалина снялась с места и, захватив с собой рюкзак, улизнула за дверь.

      Очередь от туалета змеилась до середины вагона (работал один туалет, как в каком – нибудь задрипанном совковом поезде «Москва – Барнаул»), и когда Михася вернулась в купе, мужчины храпели, а Катьки на месте не оказалось.

      Михалина решила, что пьянчужке снова стало плохо.

      Испытывая по этому поводу недостойное католички торжество, она устроила рюкзак на крючок в изголовье, легла, еще несколько минут воевала с подушкой и рюкзаком (одно исключало другое), наконец, с удовольствием вытянулась на хрустящей простыне и мгновенно заснула.

* * *

      … Поезд стоял.

      Выпутавшись из простыни, Михася посмотрела на часы – они показывали половину пятого утра.

      Стараясь не шуметь, привстала и выглянула в окно – прямо напротив вагона выступало из предрассветной дымки здание вокзала, на нем крупными буквами была обозначена привязка к местности: «Siedlce». Седльце, перевела она.

      Сон улетучился. Под ребрами у Михалины пульсировало, разрасталось и тяжело ворочалось счастье.

      В голове фейерверками расцветало: через час тебя встретит Стефа. Через час для тебя наступит Юрьев день. Через час ты пополнишь сонм счастливчиков, посетивших древний город… Станешь