Три страны света. Николай Некрасов

ха, ха! разве белье можно раздавить?

      Полинька улыбнулась своей оплошности и сказала:

      – Смейся! я тебе положила баночку духов: хотела тебе сделать сюрприз. Думаю: приедет, станет разбирать чемодан и увидит духи – вот будет рад!.. Там, я думаю, трудно достать духов… вспомнишь обо мне, как будешь душиться?

      – Полинька, я о тебе каждую минуту буду думать! я тебя очень, очень люблю! но я…

      И Каютин замолчал; слеза скатилась с его щеки.

      – А, вот хорошо: ты велишь мне быть веселой, а сам-то! – с упреком заметила Полинька.

      – Что?.. что такое? – спросил Каютин, стараясь придать веселый вид своему лицу.

      – Ты плакал.

      – Что я за дурак? я не ребенок, – обиженным тоном возразил Каютин.

      – Я видела.

      – Вздор! Лучше поцелуй меня, Полинька! Долго, долго мне не придется тебя видеть, тебя целовать! а я так привык к тебе, что сам не знаю, как я решился ехать.

      Каютин сел на чемодан.

      – Дай я запру чемодан, – сказала Полинька, стараясь скрыть свою грусть.

      – Ты все возишься с чемоданом; не хочешь меня утешить, сказать, что не разлюбишь меня.

      – Ты знаешь это хорошо! – твердо перебила Полинька.

      Каютин поцеловал ее и, нежно взглянув ей в глаза, сказал торжественно:

      – Я буду самый низкий человек, если разлюблю тебя!.. Ты любишь меня, но скажи, за что… я глуп, – прибавил он так наивно, что Полинька засмеялась.

      – А может быть, – отвечала она, – я люблю больше глупых, чем умных.

      – Ну, я ветрен.

      – Остепенишься.

      – Я лентяй!

      – Будешь работать.

      – Нет, нет, я скверный человек! – горячо сказал Каютин, чистосердечно сознавая в ту минуту свои недостатки и глубоко негодуя на свою давнюю беспечность, которая заставляла его теперь ехать искать счастья бог знает куда, тогда как ему давно следовало подумать о своем положении.

      – Пожалуй, ты скверный человек, но я все-таки тебя люблю, – вот и все!

      Полинька сделала ему премилую гримасу.

      – Хорошо же, ты будешь виновата: я буду желать, чтоб ты меня полюбила все сильнее и сильнее, и из скверного человека превращусь просто в злодея!

      – Ты слишком ветрен для злодея.

      – Ну, так сделаюсь пьяницей! – со смехом сказал Каютин.

      – Вот это так! – тоже смеясь, подхватила Полинька.

      Стук в дверь прекратил их разговор.

      – Войдите; кто там? – сказала Полинька, запирая чемодан.

      В комнату вошла Кирпичова, держа в руках узел с хлебом.

      – А, мое почтение, Надежда Сергеевна, – сказал Каютин, вставая с чемодана и вычурно кланяясь.

      Полинька поцеловалась с Надеждой Сергеевной, которая подала ей узел и сказала, обращаясь к Каютину:

      – Вот хлеб и соль на дорогу.

      – И прекрасно! вино у нас есть; мы славно кутнем! Ах, боже мой!

      Каютин с отчаянием схватил себя за голову.

      – Что такое? – с испугом спросили в одно время Полинька и Кирпичова.

      – Ах, боже мой! да как же быть? – говорил Каютин озабоченным голосом.

      – Да что