Студенты. Инженеры. Николай Гарин-Михайловский

теперь наш… комнату нанял, – пояснила она.

      Верочка подарила Карташева выразительным взглядом, но хозяйка, заметив этот взгляд, опять задумалась.

      – Еще два слова. Верочка, выйди… – И, когда та, вильнув хвостом своих юбок, вышла, она сказала Карташеву: – Верочка, в сущности, моя воспитанница и очень порядочная девушка. За нее сватался лавочник здесь… может быть, я и соглашусь… Я ставлю условием, чтобы никаких ухаживаний у меня не было в доме.

      Карташеву показалось, что слишком много условий уже поставлено ему, и он уже не с такой охотой, а значительно суше, но согласился и на это.

      – Ну, тогда пожалуйте, с богом.

      Верочка проводила его.

      – До скорого свиданья!.. – ласково сказала она.

      – До свиданья, – ответил Карташев. – Я часа через два приеду.

      Карташев ехал и был очень доволен: так патриархально и так не похоже на все окружающее. Оригинальная хозяйка… оригинальная Верочка и комната оригинальная, старинная… а в кабинете хозяйки, через который он проходил, громадный камин, вроде тех, которые попадаются на гравюрах вальтер-скоттовских романов… Да, будет уютно и хорошо.

      Дома на столе Карташева застала повестка на семьдесят рублей. Эти двадцать рублей прибавки были как нельзя более кстати. Шацкий спал еще. Карташев отправил повестку к дворнику с просьбой сейчас же засвидетельствовать и начал поспешно укладываться.

      Когда принесли повестку, он съездил получить деньги и, возвратившись, приказал выносить вещи.

      Шацкий, неумытый, скучный, ходил по комнате.

      – Позволь с тобой рассчитаться.

      – Мой друг, к чему же торопиться.

      – Я получил деньги и уезжаю.

      Карташев отсчитал ему сорок рублей.

      – Прощай, Тёма, – сказал грустно Шацкий, – можно навещать тебя?

      – Пожалуйста, очень рад буду…

      – А то оставайся… в оперетку…

      Карташев только рукой махнул. Шацкий шутил, но в голосе его звучало сожаление. Жаль вдруг и Карташеву стало и Шацкого, и всю прожитую с ним жизнь, и на мгновение потемнела яркая тишина Петербургской стороны. В памяти встала вся налаженная жизнь их вдвоем, театр Берга, итальянка. Карташеву хотелось и возвратить все это назад, и какая-то сила уже толкала его вперед. Он шагал в раздумье по лестнице, искал в голове какого-нибудь утешения и вдруг вспомнил:

      – Сейчас же абонируюсь и возьму «Консуэло».

      XVII

      Карташев, перебравшись и пообедав у хозяйки, осведомился о библиотеке и, несмотря на метель, отправился пешком, абонировался и, взяв «Консуэло», возвратился домой. От непривычной ходьбы и всей окружавшей его обстановки он ощущал в себе тоже что-то деловое и, раздеваясь, озабоченно и деловито попросил Верочку подать ему самовар.

      Войдя в комнату, он зажег лампу и, присев в бархатное кресло у стола, с удовольствием и в то же время с грустной покорностью судьбе открыл книгу.

      Там, за окном, все стонала буря, а там, за бурей, где-то ярко горели керосиновые лампочки деревянного театра, где пела итальянка.

      Прости-прощай,