Студенты. Инженеры. Николай Гарин-Михайловский

«Консуэло» и начну… Нет, в самом деле, надо работать… И знаешь, я перееду на Петербургскую.

      – Кстати… возьми деньги… Только сейчас же, как получишь, отдай…

      – Сейчас же, Вася… Так в таком случае я завтра же и пойду искать комнату.

      Карташев прошелся.

      – И отлично… пятнадцать рублей хватит вполне… По крайней мере, начну экономничать, а то совестно просто… Нет, окончательно решено… – прибавил он после некоторого раздумья.

      Он весь охватился своей новой мечтой жить на Петербургской стороне, где так тихо, уютно, где все так напоминает родину, где он будет читать классиков, будет работать над своим образованием… Он приедет домой, к матери, блестящим, образованным…

      Глаза его загорелись от новой, пришедшей ему вдруг мысли.

      – Васька, я бросаю курить.

      – Да ты хоть не сразу все это, а то навалишь на себя разных обуз и сам же себя сделаешь несостоятельным…

      – Ничего… – ответил Карташев, – даю честное, благородное слово, что бросаю курить…

      – Ну… – огорченно махнул рукой Корнев.

      – Васька, смотри…

      Карташев открыл форточку, вынул кожаный портсигар, показал Корневу и весело швырнул его за окно.

      – Послушай… Ну это уж глупо… Отдал бы кому-нибудь…

      – Черт с ним… Теперь шабаш…

      Карташев сидел немного смущенный, но довольный.

      – Рыло, – спутал ему волосы Корнев. – Ну, теперь закури…

      – Нет…

      На другой день Карташев прямо от Корнева отправился на Петербургскую сторону искать квартиру, все в том же возбужденном, удовлетворенном настроении.

      Ему хотелось курить, и Корнев подзадоривал:

      – Покури…

      Но Карташев с видом мученика твердо повторял:

      – Нет, нет.

      – Ну, молодец… – говорил ласково Корнев.

      XVI

      На Кронверкском проспекте, против Александровского парка, на воротах чистенького деревянного домика с мезонином Карташев увидел билетик о сдающейся комнате и, войдя во двор, позвонил у подъезда.

      Ему отворила молодая горничная с большими черными глазами, которые смотрели с любопытством и интересом.

      – Здесь отдается комната?

      – Здесь, пожалуйте…

      Карташев вошел в прихожую и, пока раздевался, слушал звонкие трели разливающихся канареек. Было тихо и уютно.

      Там дальше кто-то играл на рояле, и по дому отчетливо неслись нежные звуки «Santa Lucia».

      На Карташева пахнуло деревней, когда, бывало, под вечер, Корнев и его сестры где-нибудь у пруда пели среди догорающей зари и аромата вечера:

      Лодка моя легка,

      Весла большие…

      Sa-a-nta Lu-ci-a.

      «Вот хорошо, – подумал Карташев, – и музыка, и какая прекрасная».

      Его ввели в нарядную, потертую, но опрятную гостиную, где стояла очень пожилая, как будто усталая, худая дама, с наколкой, в нарядном темном платье, точно в ожидании гостей.

      Карташев неловко поклонился под внимательным взглядом дамы.

      – У вас комната сдается.

      – Позвольте узнать, с кем имею честь говорить?

      Карташев отрекомендовался.

      Карташев