Утешительная партия игры в петанк. Анна Гавальда

в силах говорить, ни он, ни я.

      Его чемодан слишком тяжел, а в носильщики я ему не нанималась. Я его понимаю.

      Понимаю.

      Но.

      Ее слова, этот ничтожный обрывок фразы… Настигает его на пороге сна, как ушат холодной воды, когда он уже наполовину умер в своем углу.

      Умер и уже повержен.

      Повержен, но ему все равно. Слишком слабая мотивация, слишком короткий поводок, слишком предсказуемая жизнь.

      «Через три месяца»

      Так вроде бы она сказала.

      Эти «три месяца» кажутся ему ужаснее всего. Значит, она считала с самого начала? С первого дня после окончания последних месячных? Нет… Это невозможно…

      Ее беспомощное молчание, все эти жалкие подсчеты в уме, эти недели, месяцы, годы, лишенные смысла.

      Поворачивается на спину.

      А не то уже начинал было задыхаться.

      Лежит, широко раскрыв глаза. Она сказала, через три месяца, значит, в апреле, думает он… Механизм запущен – он тоже принимается считать пустоту на пальцах.

      То есть, июль, то есть, сентябрь, потому что тогда уже было два месяца, точно два. Все сходится… Да, теперь он припоминает…

      Конец лета… Он закончил стажировку у Вальмера и должен был лететь в Грецию. Последний вечер, отмечали его отъезд. Она зашла случайно.

      Как ты кстати, обрадовался он, иди сюда, я тебя познакомлю, и когда обернулся, чтобы обнять ее за плечи, понял, что она…

      Да. Это он помнит. Именно поэтому ему так плохо. Это гнусное сообщение на автоответчике оказалось ловушкой: разжав кулак, в темноте, он отсчитал по пальцам девять месяцев, то есть двадцать лет, и понял, что попался.

      Тем хуже. Тем хуже для него. Ему уже не заснуть. История не окончена. Он даже готов признаться, что эти ее «три месяца» – только предлог. Не скажи она этого, он нашел бы что-нибудь еще. Раздался удар гонга, пора вставать.

      Возвращаться на ринг и продолжать бой.

      Анук умерла, и Клер в тот вечер зашла не случайно.

      6

      Он шел следом за ней по улице. Был прекрасный вечер, тихий, теплый, мягкий. Нагретый за день асфальт приятно пружинил под ногами. В воздухе пахло Парижем, на террасах кафе ни одного свободного столика. Несколько раз он спросил, не голодна ли она, но она по-прежнему шла впереди него, и расстояние между ними все увеличивалось.

      – Послушай, я есть хочу, – сказал он раздраженно. – Мне все это надоело. Я дальше не пойду.

      Она развернулась, зашла вслед за ним в кафе, достала из сумки листок бумаги и положила перед ним на столик.

      – Завтра в пять.

      Адрес в пригороде. Совершенно невообразимое место.

      – В пять я буду в самолете, – улыбнулся он ей. Но улыбка быстро сползла с его губ.

      Как тут улыбаться, когда у нее такое лицо?

***

      Она вошла в кафе, согнувшись пополам. Словно старалась удержать то, что только что потеряла. Он встал, обнял ее за шею, привлек к себе и дал выплакаться. Из-за ее спины хозяин кафе бросал на него обеспокоенные взгляды, он, как мог, отмахивался от него свободной рукой, мол, не обращайте внимания. Потом он оставил большие чаевые за причиненное беспокойство