Под тенью кипариса. Давид Мюллер

ни интерьера – всё затмевалось ощущением, что она оказалась не в пространстве, а в ситуации. Там, где слова слишком тщательно подобраны, а взгляды – чуть дольше, чем нужно. Особенно у Арслана. Он говорил ровно, без нажима, но в его спокойствии было что-то, от чего хотелось держать дистанцию. Не угроза – скорее, контроль. Как будто он давно всё решил, а она просто не знала об этом.

      Эмир был другим. Молчаливее. В нём было меньше театра, но и меньше прозрачности. И то, как он смотрел на брата – с напряжённым терпением – только усиливало её тревогу: здесь, похоже, всё держалось на тонкой грани. И она уже оказалась частью этого равновесия.

      Она не хотела возвращаться к этим мыслям. Не хотела к сцене в гостиной, к резким интонациям, к короткому взгляду Эмира, в котором вдруг промелькнуло что-то не защищающее – а прощающее.

      Надя сделала глоток. Остывшее. Почти безвкусное.

      Хорошо. Что хотя бы одно осталось настоящим.

      Фреска.

      Сектор B2.

      Она всё думала о нём. О том, что увидела в последний вечер – и что так и не записала.

      Глаз.

      Он не был выписан чётко. Не был "восстановлен". Скорее, проявился – как будто проступил сквозь. Тёмный, неровный, немного асимметричный. Но живой. Не фресочный. Настоящий.

      И главное – он смотрел.

      Надя тогда вытерла пальцы и долго стояла перед ним, пока не услышала, как кто-то закрывает дверь. Но и после этого – не могла уйти сразу. Было чувство, будто оставляет кого-то за стеклом. Или под льдом. Кого-то, кто больше не может говорить, но отчаянно просит – смотри.

      Она вздохнула.

      Работа всегда спасала. Даже если сама работа вдруг начинала дышать тебе в затылок.

      Надя положила чашку на пол, подтянула колени и обняла их. В её голове всё ещё был этот глаз. Один. Женский. Стёртый, но не исчезнувший.

      И она знала – завтра она откроет его снова.

      ***

      Наступило утро следующего дня. Надя проснулась резко, как будто из сна её вытолкнули. Без долгих раскачек она встала, умылась ледяной водой, наспех запила глоток крепкого кофе и выскочила за дверь. Воздух был сырой, майский, в пальто не по погоде – но ей было всё равно.

      Только когда ключ щёлкнул в замке, она поняла: машины нет. Осталась у монастыря.

      Она немного постояла, с рюкзаком на плече, пытаясь сообразить: такси здесь – фантастика, автобус – в обед. Оставался один вариант. Нежелательный, но единственно реальный.

      Немного постояв, она достала телефон. Несколько секунд смотрела на имя в списке. Нажала.

      – Да? – голос хриплый, будто он ещё не проснулся.

      – Привет. Прости, что рано. Слушай… Я оставила машину у монастыря. Не подбросишь?

      Пауза. В ней успело промелькнуть всё: неловкость, сомнение, воспоминание о вчерашнем взгляде.

      – Через пятнадцать минут буду, – коротко ответил он.

      И правда, через четверть часа – тёмная машина плавно остановилась у её подъезда. Он вышел, молча открыл дверь. Надя кивнула в знак благодарности и села внутрь.

      Поездка длилась около пятнадцати минут. Почти всё время – в глухой, плотной тишине. Она казалась не обидной, не холодной – просто