Под тенью кипариса. Давид Мюллер

ах старого ладана, воспоминания о молитвах и… напряжение. Надя чувствовала это с первой ночи: как будто стены смотрят.

      – Надежда Павловна, – раздался голос за спиной, негромкий, но с той уверенностью, которую трудно игнорировать.

      Она вздрогнула. Повернувшись, встретила взгляд мужчины лет двадцати пяти. Восточные черты, прямой нос, борода, которая прикрывала его прямые скулы, взгляд тёмных глаз цепкий, как у хищника. Он был в тёмной рубашке, неброской, почти сливался с полумраком.

      – Простите, не хотел вас напугать, – добавил он мягче.

      – Вы меня не напугали. Просто не ожидала… вас.

      – Эмир. Я должен был приехать позже, но… обстоятельства изменились.

      Она медленно вытерла руки и встала. Он говорил на русском без акцента – странно, учитывая, что по легенде, его семья почти не покидала страну.

      – Эмир… тот самый? Наследник?

      Он чуть усмехнулся.

      – Если верить местным – изгнанник. Если верить отцу – единственный, кто должен всё исправить.

      Между ними повисла пауза. Он подошёл ближе к фреске и замер.

      – Мой дед часто любил бывать в этой части монастыря. – Эмир провёл пальцем по грубой кладке. – Говорят, он спрятал здесь кое-что, что теперь все ищут.

      Надя молчала. Она чувствовала: этот человек несёт за спиной груз куда тяжелее, чем имя.

      – Я знаю, кто вы, – продолжил он. – Вас сюда пригласили не ради фресок. Вы – повод. Декорация. И если вы останетесь – придётся играть по правилам, которые вам никто не объяснит.

      – Я не декорация, – тихо сказала она.

      Он посмотрел на неё в упор. Взгляд – прямой, изучающий, слишком честный для первого разговора.

      – Хорошо. Тогда держитесь крепче. Здесь не прощают тех, кто не вписывается в старые легенды.

      Эмир замолчал и сделал шаг вглубь помещения. Тишина снова окутала комнату, как туман. Надя следила за его движениями, не зная, что сказать. Слишком многое стояло между ними – чужая культура, чужие правила, и ещё более чужие игры.

      – Если вы знаете, что я – "повод", зачем всё это? Почему не отменить проект? – наконец спросила она, сдерживая дрожь в голосе.

      Он обернулся.

      – Потому что иногда повод важнее действия. – Он подошёл ближе. – Если вас уберут, всё развалится. Слишком многое завязано на вашем присутствии.

      – Это угроза?

      Он смотрел в глаза, не отводя взгляда. Как будто искал, насколько она сломается. Или – насколько выстоит.– Предупреждение.

      – Вы сами в этом участвуете?

      – Я пытался остаться вне. Пять лет. Но прошлое здесь – как ржавчина: проникает даже в бетон. – Он сделал паузу. – Надя, если вы не уедете до завтра, я больше не смогу вас защитить.

      – А если уеду – кто будет реставрировать фреску? Ваш дед?

      Эмир усмехнулся. Впервые – по-настоящему. Эта улыбка была почти мальчишеской, но исчезла так же быстро, как появилась.

      – Значит, вы останетесь?

      – А вы?

      Он не ответил сразу. Смотрел куда-то в темноту арки позади неё.

      – Я не уезжал. Просто прятался. Но, похоже, пора возвращаться. Настоящим именем. Настоящей ценой.

      Она подошла ближе, на шаг, едва заметно, но достаточно, чтобы почувствовать его дыхание.

      – Что будет завтра?

      Он посмотрел ей в глаза. В голосе – спокойствие, почти равнодушие, но в зрачках плескался шторм.

      – Завтра придёт мой брат.

      Эти слова повисли в воздухе, как старинный колокол, звучащий где-то внутри гор.

      Надя не ответила сразу. Она снова взглянула на фреску – на неясный силуэт, словно растворяющийся в стене. Ей вдруг показалось, что там, в потёртых красках, кто-то наблюдает за ними. Тот, кто знал слишком много.

      – Он будет против того, что я здесь? – тихо спросила она.

      – Он будет против самого факта, что кто-то осмелился дотронуться до прошлого.

      – Особенно если – я?

      Эмир посмотрел в сторону, как будто прислушиваясь к далёкому шуму. Его голос стал ниже.

      – Между нами многое не сказано. Мы не виделись пять лет. С тех пор, как…

      Он не договорил.

      Снаружи скрипнула деревянная дверь. Кто-то прошёл по двору. Быстро, бесшумно. Эмир напрягся, но не обернулся.

      – Завтра всё изменится, Надя. В какую сторону – зависит не только от меня. И, возможно, даже не от тебя.

      Он шагнул к выходу, но задержался в проёме.

      – Запри за собой. Здесь, несмотря на мрамор, всё хрупко.

      Глава 2. Надя

      Бабушка пахла пыльным мёдом, сухими розами и кедром. Это был не дух, а запах времени – вещи, которая не торопится. Когда Надя была маленькой, она часто забиралась к ней на кухню после школы – не за конфетами, а просто… чтобы посидеть. Послушать, как молчит человек, который прожил слишком много, чтобы