Поле битвы. Владимир Геннадиевич Мишин

направо: два высоких окна, сдвинутые в стороны тяжёлые гардины и, чуть колышимые эфиром, лёгкие, тонкие, видно, всегда задёрнутые, «чтобы не подглядывали», шторы. «Если громко правду-матку резать, чьи-нибудь сторонние уши за окнами приоткрытыми да услышат – мелкий, но всё ж козырёк: при бедности моей и он сгодится», – решил Черепан. У стены – два книжных шкафа, за стёклами – «представительские» пээсэсные39 коричневые тома Ленина, тёмно-синие – Маркса-Энгельса, чёрные – Большой Советской Энциклопедии. «Не берёт председатель в руки основоположников, здесь до марксизма-ленинизма только уборщицы, пыль с фолиантов стирающие, добираются!» – испытывая от мыслей злых наслаждение странное, подумал Черепан, прикидывая, может, поклониться мудрости вождей мирового пролетариата, потрясти руками закованными, изречь гневное, на психику гэбистов давящее: «Вот, смотри, ум, честь и совесть40, опять пролетариат в цепях!»? Решил, что рисковать не стоит: ещё навесят на него ловкие чекисты «антисоветскую пропаганду» (они, умельцы, на это горазды!) и, «создав повод» для законного задержания, получат время для «глубокой проверки героя-фронтовика». Повернул голову налево, прошёлся взглядом по длинному столу для заседаний коллегии и совещаний. «Четырнадцать мягких стульев, массивное кресло председателя, по правую руку – бронзовый бюст Дзержинского – никуда от Феликса Железного не денешься», – мелькнуло у Черепана. На стене у стола заседаний – тёмные сдвинутые шторы. «За ними, должно быть, секретная карта Азербайджана с закрытыми объектами. Подробная карта, метра два на два», – отметил Черепан и облизнулся, словно кот на сметану. Под потолком – люстра бронзовая, антикварная. «Висит она в этом кабинете, наверное, ещё со времен Берии41», – предположил Черепан. И не ошибся – так оно и было: люстру ту, у купца бакинского конфискованную, вешали ещё при Лаврентии Павловиче, когда его на ЧК Азербайджана в 1921 году поставили заместителем председателя. А от дверей до стола начальственного – широкая красная ковровая дорожка, ступить на которую грубыми рабочими ботинками вмиг окрепшие руки капитана и усатого «фронтовику» не позволили – ещё запятнает обувкой пролетарской дорогой председательский интерьер.

      Скользнул Черепан взглядом хмурым, обиженным, по хозяину кабинета, в руках которого сейчас свобода, а значит, и жизнь беглеца, отвесил полупоклон, головой дёрнул: глаза от линз устали, а чекисты пусть думают, что это контузия о себе знать даёт, процедил сквозь зубы жёлтые, в пионерлагере накуренные:

      – Доброго здоровьица, начальник!

      Сидел генерал в цивильном синем костюме, при галстуке, в кресле дубовом, спинка – до темени, за столом массивным, как и люстра, выбранным для кабинета лично Лаврентием Берия. На зелёном сукне – бронзовая лампа с зелёным колпаком, мраморный письменный прибор с двумя чернильницами и стаканом для ручек и цветных карандашей. Слева от генерала – приставной

39

– Пээсэсные (от ПСС) – полное собрание сочинений; у Цигуна в 1963 году на полке стояли тома 5-го издания ПСС Ленина (первый том вышел в 1958 году, последний – 55-й – в 1965-м), 2-го издания ПСС Маркса-Энгельса (первый том вышел в 1955 году, последний – 39-й – в 1974-м), 52 тома второго издания (1949—1958 годы) Большой Советской Энциклопедии.

40

– «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» – фраза из статьи В.И.Ленина «Политический шантаж» (1917 год).

41

– Л.П.Берия (1899—1953) входил в ближайшее политическое окружение И.В.Сталина, активный организатор массовых репрессий 1930-1950-х годов; в 1921—1922 годах был заместителем председателя Чрезвычайной комиссии Азербайджана.