Поле битвы. Владимир Геннадиевич Мишин

одной шинелькой… С сорок четвёртого, как ранило меня под Варшавой, не видал я Муслима… всё повидаться хотел, да не успел… не стало три года назад Муслима… вот еду могилке его поклониться… (Легенда хозяйская – не соврали же цэрэушники дотошные?!) Спутали меня с кем-то люди твои, начальник, замели по ошибке… теперь надо решать по Конституции, по закону! Ну и по совести коммунистической… как партия и выдающийся борец с культом личности указывают… как Феликс Эдмундович учил… (И поклончики, поклончики конвульсивные каждому бюстику!) Как оно там (глаза из орбит – работа памяти!) … у чекиста…

      Усмехнулся председатель криво, легко подумал: «Какая, к чёрту, Конституция, какой закон, когда у КГБ инструкции свои, внутренние?! Персеку грозишься написать, чудила?! Так он год назад в Новочеркасске пролетариат пулемётами на путь истинный наставлял! И тебя, если надо, быстро наставим!», строго приказал:

      – А разденьте-ка, ребята, «гостя» до пояса!

      Знал председатель – из шифровки с Лубянки – про Черепана то, что подчинённые его не ведали: почку правую у полковника ГРУ пять лет назад удалили, после операции той знак хирургами на теле предателя оставлен верный, точный. О шраме том операм на время поисков Черепана знать было ни к чему – начали бы стараться, в вагонах да на вокзалах всем подозрительным спины заголять, народ духом тридцать седьмого года пугать. Лет пятнадцать назад – пожалуйста, какие проблемы, а сейчас лучше поостеречься, не перегибать на публике рвением служебным палку политическую. А в кабинете генеральском, без свидетелей, у единственного за месяц подозреваемого – можно и нужно! Если у типа шрам на боку – тогда наверняка Черепан, тогда – удача! Совпадение, что и у работяги с улицы, и у предателя, в розыске состоящего, на боку отметина хирургическая имеется, возможно, но маловероятно. Нет шрама – плохо: взяли простого советского труженика, перед которым придётся извиниться и отпустить с миром. Не в извинениях дело, а в удаче, которая улыбнётся – если улыбнётся – другому!

      Был генерал мужчина представительный – рост метр восемьдесят пять, вес – центнер с четвертью, а голос – писклявый, некомандирский голос. Но это неважно, команда генеральская, пусть и писком щенячьим, дана – команда исполнена. Сорвали орлы с «гостя» опешившего, в ступор впавшего, говорливость вмиг утратившего, пиджачишко, задрали рубашонку ветхую… И – о счастье генеральское! – вот он, шрам, отметина операции урологической! А тут ещё глаз цыганистый вдруг засинел, и капитан с паркета подхватил нечто странное, для работяги контуженного чуждое – линзу контактную! Какие теперь сомнения – Черепан, он, сукин сын, он!

      У председателя от удачи нежданной, чудом в кабинет генеральский влетевшей, даже пальцы задрожали и веко дёрнулось. Потому как шепнул ему недавно дружок закадычный с Лубянки: «Копают под тебя столичные интриганы-завистники, документы подбирают, председателю в уши слова зловредные вкладывают – в отставку