Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

Августины Павловны. Тогда он тоже надел очки… и бросил взгляд на помойное ведро.

      – Это… это что?! Это ты… ты так рыбу потрошила, прямо с червяками?!

      Кто-то, маленький и скользкий, копнулся острой головкой в кишках.

      – А где я их увижу? – защищалась старуха. – Цыганка капала в глаза полезные капли – я и видела, а как не стала ходить – не налиём – дак чё?! – дак я и слепну, как собака!

      – Нет, но промыть-то можно?!

      – А ты чё не мыл?! – К старухе вернулась уверенность, голос её обрёл прежнюю властность и готов был заглушить своим дребезжанием в зобу вышедшего из-под контроля старика. – Как рыбу исти, дак он пе-ервый, а как чистить, дак…

      Остановившись нос к носу с Колымеевым, который мелко задрожал губами, старуха змеино надула измазанные рыбьими потрохами щёки, чтобы достойно расквитаться за позор, но в этот момент в дверь троекратно постучали.

      – Да-а-а?! – с изготовленной в душе яростью заорала Августина Павловна.

      Тот, кто был в сенцах, не сразу потянул на себя ручку. На пороге объявились два человека. С их появлением Колымеев сел на табуретку, к которой его притянуло неведомой силой. Бурята он узнал, а в женщине угадал его жену. Вошедшие негромко поздоровались.

      – Здрасьте! – буркнула старуха и посмотрела на Колымеева. – Проходите, пожалуйста, не стойте на пороге…

      Бурят по-мужски крепко забрал в широкую горсть руку Колымеева.

      – Спасибо, старик.

      Он выставил на стол бутылку водки.

      – Похоронили?

      – Два дня назад, Владимир Павлович, – отозвалась женщина. – Как ваше здоровье?

      – Та-а… Не хуже, чем вчера! Я не задумываюсь теперь.

      – А откуда вы про болезнь Колымеева знаете? – встряла старуха. – Извините, не из любопытства – ради общего интереса спрашиваю…

      Старик с трудом засмеялся.

      – Ты, бабка, как на допросе!

      – Да нет, всё нормально! Никакого недоразумения нет… Меня Ирина зовут! – поспешно добавила женщина и, покраснев, развязала на голове платок. Чёрным веером рассыпались волосы, на самой макушке, у разведённого гребёнкой пробора, снежно-белые.

      Жёлтая тень летнего дня легла на окошки. Все разом, точно по сговору, засмотрелись на этот радужный высокий свет в синем небе. Пришедшим было неловко распоряжаться в чужом доме, но старик догадался:

      – Что ли неси, Гутя, стопки? На стол направь, то-другое…

      Старуха, со вздохом закружив по кухне, а оттуда – в сенцы и обратно, покорно собрала на стол, сама проникнутая общей бедой. О том, что стряслась беда, она догадалась по мелькнувшему в разговоре тревожному и как никому знакомому ей слову «похороны».

      – Ешьте огурцы, ешьте! – подсказывала старуха, сделавшись грустной и усталой, как будто ветер с дальних мест пахнул на неё нездешней тревогой, которую в этом доме учуяла только она. – У меня хорошие огурцы, хрустящие…

      – Действительно хрустят, – деликатно откусила Ирина. – Как вы их солите, Августина Павловна?

      – Как солю? – Старуха подумала, что женщина откуда-то знает и