Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

ему! Да ты знаешь, что такое хоронить детей?! – Чебун передразнил ответно замершего старика: – «Мы тебя, парень, понима-а-ем!» На хрен ты вылез со своим языком?!

      – Чего разошёлся-то? – обомлел Колымеев. – Неужто я мужика понять не могу? Ты уж совсем меня… за малахольного держишь!

      Чебун громко заскрежетал зубами, давя в себе голос.

      – Откуда ты знаешь об этом? Кто… кто?! Это понять может, когда… – Он махнул в воздухе посохом и с силой стукнул им в землю. – Ты мне лучше, Володька, не заикайся! Я на дух этого вынести не могу…

      Выругавшись у брода, остатнюю дорогу шли молча. Заломали не менее двух вёрст, и цифра эта напугала и вместе удивила Колымеева: он уже не помнил, когда пёхом одолевал столько. Вокруг провалищем лежала степь, на отшибе мелькая берёзовыми подмышками перелесков, бугрясь шишаками каменисто-глиняных взгорий. Заглядевшись на один из таких холмов, старик вздрогнул: дальний бетонный столб высоковольтной линии сравнялся с холмом, а там вознёсся над ним, как могильный крест. Страх был недолгим, речка и старики с ней повернули вправо – столбы стали к ним поперёк, а не вдоль линии, и видения исчезли. Степная ширь звала за горизонт, сначала за один, потом за другой холм, а за третьим восставал четвёртый, тоже манил узнать, что там, впереди, есть ли ещё холмы или один нищенский, ветровой, полынью пропахший простор. Непостижимое, вековечное восставало над степью, роились над курганами плачущие птицы, и в одиноком, серебряными стрелами дождя обстрелянном кусту таился века назад замерший на лошади черноликий монгол. За ярком, сбежавшим в отлогий бережок, речушка растеклась мелкими плёсами в рукавах узких перемычек. Пришлая рыба ушла из речонки, и только в плёсах, потерявших связь с основным водотоком, кое-где булькали карась и елец – сомы и карп «уходили» по траве, перепрыгивая перешейки. Здесь наметили первую тоню.

      Чебун потянул из мешка длинную трёхстенную сеть, досадливо цокая языком – в снасти встречались дыры.

      – Починить надо – да…

      Штрихи колёс испестрили степь и берег, но Чебун уповал, что не всю рыбу выгребли.

      – Здесь же она, я же чую! Ну-ка, Володька, отцепи со своей стороны…

      – Как?

      – Отцепи – грузило в ячею завалилось! Щас если хапнули на этих плёсах – всё, зря ноги ломали! Эх, ну паразиты – а?! Есть техника – поезжай дальше, дай старикам половить!

      – Они нас не шибко-то уважают… – откликнулся Палыч, держа конец хитро скрученной и надраенной гудроном – чтоб не расплеталась – жёсткой верёвки. – Мы им – всё, пережиток уже! Не задумаются даже…

      – Заводи оттуда, а я со своей стороны… Как думаешь, есть тут рыба?

      Пенной брагой в кадушке взбурлила у берега вода, и стая тяжёлых, точно свинцом налитых карасей, сорвавшись с травы, ушла на глубину.

      – На-ка, лови мой черен!

      – Ловлю!

      Батожок, описав дугу, ткнулся в береговую грязь.

      – Теперь дело пойдёт… – постановил Чебун будущую удачу, а затем приволок из кустов рогатую длинную палку, чтобы прижимать ко дну поднятую тетиву, если рыба попрёт под нижней верёвкой.

      Засетили