Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

когда Августина проснётся, плеснул на смуглянку ведро воды из бочки и бегом на работу…

      Утром Августина, вынося через огород помои, заметила сиротливо притулившуюся черёмушку и сразу догадалась, чьих рук это дело. Она ждала Колымеева и к обеду, и к ужину, выбегала на каждый машинный гудок за ворота. Намекала Саня, посмотрел при встрече Чебун, да не верила Августина, чтобы повадился на старое Колымеев. Но мысль не стреножишь, и мелко подрагивали щёки у Августины, когда, не зажигая света, сидела до полночи у незанавешенного окна.

      Однажды осенью Августина понесла в огород одеяла, чтобы выветрить и просушить на прощальном солнце, и случайно наступила на черёмуховый стебелёк. Смуглянка хрустнула и накренилась, лопнула в переломленном месте нежная кожица…

      – Оклемается – её удача, а нет, дак не велика барышня!

      Однако хрупкий заморыш не только выжил, но и вымахал в стройный куст, зелёными ветвями подпёр крышу, перерос её до самой трубы. К сроку завязывались белым кружевом упругие ветки, в конце мая распускали в коричнево-красных прожилках зелёные листья, а к середине августа выметывали чёрные горсти и, как тушью облитые, в осеннем горестном дожде без ветра жались к окошку…

      Нынче зимой Колымеев лежал в спаленке ни живой ни мёртвый с похмелья. Душа его отрывалась от тела и, заглянув в сенцах за дверной наличник, стремилась за чекушкой.

      – Слышь-ка, Колымеев? – позвала старуха, сидя у окна. – Либо пробка ухо забила?!

      В кишках у старика завозился дрожащий червь.

      – Не слышу! – слабо отозвался Колымеев, когда старуха повысила голос так, что не слышать её стало неприлично.

      Зацепилась Августина Павловна, подвела крючок под губу и радовалась улову.

      – Иди-ка сюда, дорогой товарищ!

      Палыч завздыхал, захватался за сердце, безуспешно ища под кроватью стоявшие у порожка тапочки, чтобы продлить своё существование.

      – Звала, Гутя? – в байковой рубахе до колен выволокся из спаленки. – Либо, верно, пробка в ухе застряла и я не ту волну словил?

      На шарканье топалок обратились толстые линзы старухиных очков.

      – Сотку ты грабанул из сумочки, Володя? – вкрадчиво спросила Августина Павловна, и так же мягко Палыч соврал:

      – Не, Гутя, не я!

      – Мадеиха утащила! – Только из жалости к его немощи старуха приняла слова Колымеева на веру. – А приходила звонить…

      Всё-таки его настигло отмщение:

      – Черёмуху надо спилить!

      – Зачем, Гутя?

      – Все рамы сгнили у окошек! Глянь, ветви чуть не в дом лезут. Как дождь, так все рамы в воде… Так и стена порушится! У Сани, вспомни, было в одном годе…

      – До лета ещё, как до Москвы раком!

      – Не развалишься, щас спилишь если… Пить, дак он первый!

      Он утопал валенками в январском снегу, ширкая пилой по мёрзлому дереву, которое вспухало под металлическими зубцами затаённой весенней пряностью.

      – Взбредёт же в голову! – От волнения пот