Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

время ел в Монголии сусликов. Все знали об этом, но Чебунов уверял, что воевал.

      – Молодец – чё? Он хорошо заботится о стариках… – И не стерпела старуха: – Калинину машину обязался выдать к празднику…

      – Неужто? – усомнился Чебун.

      – Не знаю – дал, нет ли. Врать не буду. Но говорил! Так, мол, и так: будет тебе, дед, машина. Он ведь, Калинин-то, повоевал… И ранения, и ордена, и прочее. Идёт на Девятое мая – любо-дорого взглянуть: весь при параде…

      Чебун быстро соскочил, словно сел на шило.

      – Пошли, пока Борька с Ларкой не припёрлись. Они, твари, только на всё готовое! Пока жив дед…

      – Поменяй слова в песенке, а то эти приелись! – Старуха с трудом сдерживалась, чтобы не вывалить в глаза зарвавшемуся соседу правду о его героическом прошлом. – Пошли, Володя, а то опять скажет: «В баню ходят, а чтобы хоть раз зайти!»

      – Да что ты уж так, Гутя? – обиделся Чебун. – Когда кто тебе говорил?! Мойтесь на здоровье! Жалко, что ли?

      – Зна-аю, да связываться не хочу!

      …Вскоре пришли от Чебуна, да не то слово – прилетели! Старуха едва не до погибели расплевалась с красноносым, чуть разговор коснулся угольника. Что мёрзлое железо губами хватил – сболтнул вчера о своей помощи Чебун: без крови не разойтись. И когда он повернул пятки, Колымеева не стерпела:

      – Гриб поганый! Да что бы ишо…

      – А хотели на дармовщинку! – орал Чебун. – И молоко, и доски?! Вот вам!

      – Себе возьми! – с растрёпанными мокрыми волосами и багровым лицом налетала старуха. – Тьфу, сволочь!

      До самых ворот Августина Павловна переваривала событие.

      – Надо было всё ж таки разодраться! А этот, – шептала в спину Колымееву, – размазня! Чтобы хоть слово молвить в защиту старухи?! Нет, сел и молчи-ит…

      …Лежали на своих кроватях: спали давно врозь, чтобы не мешать друг другу. Отпыхивались не то после банного пару, не то после дебатов с Чебуном. Старухе не терпелось обсудить с Колымеевым совместные действия на вновь открывшемся фронте, а тот, наухавшись в бане, ни слова не проронил. Она бросила заветный козырь:

      – Купить, Колымеев, чекушку?

      Старик ответил хриплым свистом полураскрытого рта…

      «Эх, жизнь! Однако подвал я ещё поправлю…» – В мелких заботушках шебаршился остаток дня старик и неизвестно чему улыбался, вызывая вздохи Августины Павловны, которая в молчании возлежала на диване и отслеживала перемещение Колымеева по квартире.

      – Мула чокнутый! – Губы вскипели от обиды. – Чурбан бессловесный! Хоть бы башку себе о косяк расколол, шатаешься зад-перёд! Только и можешь…

      Потемну забрела Мадеиха. Припухшая, долго наблюдала за стариком и старухой.

      – Нынче с Мадеевым… – ёрзала в жалобно скрипящем кресле. – Тук-тук! Кто в доме есть?! Сёдни хоронили одного еврея, дак две гармошки порвали…

      Только радио шепелявило в кухоньке да за стенкой стучали молотком, с позвоном стёкол выставляя вторые рамы. Отступая от греха, бормотала в сенцах Мадеиха, ворочая тяжёлым языком:

      – Сектантское общество! Один ходит, как…