Житейная история. Колымеевы. Андрей Антипин

Записку оставила, гадина… А теперь уж почти десять лет лежит… От старшего братишки – Фёдора – ни ответа, ни привета… Не знаю, жив ли, нет ли… Ему больше всех-всех досталось от этой войны! В танке горел, всё лицо обожгённое, контуженный… Нет, однако, в живых моего Фёдора, одна я из Гавриловских на белом свете…

      Речь её становилась глуше, ибо какая-то внутренняя жила, давным-давно оборвавшаяся в ней, искала-искала старухино горло и вот нашла, засеклась петлей и не давала дышать.

      – И вот сегодня встретились мы по грустному поводу… В апреле Колымеева увезли в больницу – приступ… Я уж думала, оставит меня Колымеев, а каково в старости одной-то? А! – отмахнула, будто досадную муху. – Налива-ай!

      Одним из первых опомнился Борька и впечатлённо засмеялся:

      – Ну ты, баб Гуть, даёшь! Мне даже как-то… не по себе.

      Старуха пожала плечами:

      – А чё? Пью – говорят и не пью – говорят, дак напьюся, свалюся – пу-у-скай говорят! Всё равно – говорят одно!

      После первой разговелись.

      Старик Чебун, усиленно работая желваками, всё поглядывал на Палыча, ловил каждое его движение, чтобы обнаружить поруху. Чебуна интересовало теперешнее положение соседа: жилец или уж нет?

      – Как, Вовка? – Чебун энергично хрумкнул солёным огурцом. – Не скрипит ничего?

      Пропустив рюмочку и теперь ожидая, как организм аукнется, Палыч тихо засмеялся:

      – Больше рюмки, говорят, не подымай!

      – Это брехня! А вот насчёт баб скажу: не занима-а-йся! Я вот тоже всё хочу от своих дармоедов отделиться, завести себе старушку. У меня же хата своя есть, двухкомнатная… Не говорил я тебе? На улице Партизан – Кузин дал из ветеранского фонда…

      Старуха подняла на Чебуна голову.

      – А они, – Чебун кивнул на сына с невесткой, – подселили в мою фатеру хорётских мужа с женой…

      – Бать! – позвал Борька.

      – Чего тебе?

      – Завязывай.

      Чебун показал на сына вилкой:

      – Во, слова не дают сказать!

      – Тебе не дашь, ага, – подковырнула старуха. – Замудохал своими речами…

      Старик заткнулся, пошёл нанизывать на вилку звенья копчёной рыбы, пока Ларка не убрала тарелку.

      – После первой и второй – промежуток небольшой! – Мадеиха лязгнула по тарелке. – Кто не пьёт, тот на хлеб мажет. Подняли посуду, кролики!

      Татарин обошёл гостей с бутылкой.

      – А эти кролики чё не пришли? – держа рюмку в больших пальцах, сказала Мадеиха. – Не помирились?

      – Щас, ага! Буду перед ними, молодыми, унижаться!

      – Нет, Гутя! – крупная, некрасивая Мадеиха поднялась из-за стола. – Можно я скажу?

      – Говори! – заблестев глазами, сказала цыганка, уловив под скатёркой Борькину руку. – Скажи что-нибудь за жизнь, Галка!

      Учительница поддержала:

      – Галина Дмитриевна, мы вас внимательно слушаем!

      – Давай скажи какую-нибудь сказку, – хокнул Чебун. – Ты их складывать мастерица…

      Мадеиха утёрла