Человеческая стая. Ольга Асташенкова

– силой и авторитетом, а у Вовчика не было ни того, ни другого. Да и деньги его вдохновитель собирал не на шоколадки, а на сигареты. Вовчик же сделал в схеме двойную замену и воспользовался хитростью.

      – Я… Я сейчас не могу отдать вам деньгами, – лепетала Тамара Тимофеевна. Она от растерянности не обратила должного внимания на оговорку сына, поэтому никому: ни ему, ни Поле не суждено было рассказать взрослым о произволе Малюты. – Вот, возьмите всё это!

      Тамара Тимофеевна запустила руку в рюкзак сына, схватила, что поместилось в ладонь, и протянула Полиной матери.

      Та покачала головой.

      – Здесь несколько больше, чем ваш сын взял у моей дочери, – тихо проговорила она.

      А потом пришли другие матери. И Женькина, и Иркина, и ещё нескольких девочек. Вовчик развил бурную деятельность, но совсем не продумал пути отступления. Тамара Тимофеевна обещала всё отдать с зарплаты, родительницы ей поверили, и правда – не обманула. Но вот только кончилась дружба девочек с Вовчиком. Тамара Тимофеевна теперь отправляла его на продлёнку, не держала при себе. И с тех самых пор Поля начала замечать, что классная руководительница смотрит на неё то ли враждебно, то ли холодно. Конфликт не пошёл далеко, но весь пятый «В», конечно, узнал. С тех пор Тамара Тимофеевна, и раньше не слишком интересовавшаяся своим классом, и вовсе отстранилась. Она была у них только формально. И формальнее всех относилась к Поле. «Из-за того, что мама пришла в школу первой? – робко спрашивала себя Поля. – Или потому, что я видела, как нашли шоколадки? Может, деньги того не стоили? Или не надо было маме идти в школу?» То, что в первый момент Полю порадовало, позднее принесло только неприятный осадок и гнетущие сомнения.

      Глава шестая. Девочка Поля и люди

      Десять лет – время самостоятельности. Мама теперь часто отправляла Полю в магазин одну: за хлебом, за молоком или за газетой. Первое и второе Поля покупала в продуктовом. Булочная, куда они с мамой ходили всё детство, теперь не работала. Там больше не царила добрая улыбка тёти Светы и не было ароматного хлеба, горбушку от которого хотелось откусить тут же, не отходя от прилавка. Вывеску так и не сняли, но дверь была заперта, а через окна, покрытые толстым слоем строительной и уличной пыли, просматривался начатый ремонт. Года два как он никуда не продвигался – замер.

      А вот за газетами Поля ходила к метро. Если продуктовый скорее утомлял, то киоски она любила. В подземный переход под Заневской площадью, где они процветали, Поля ныряла словно в другой мир. Иногда она представляла себе огромного земляного червя, свернувшегося кольцом под площадью и проделавшего себе из земной толщи двенадцать выходов наверх, но всё же устремившегося вниз, туда, где теперь пролегали туннели метро. Лежбище червя облюбовали люди, и оно зажило шумно и весело. Поле нравилось сочинять эту историю, добавляя каждый раз что-нибудь новое. В круговом подземном переходе и правда кипела жизнь. Стены облепили ларьки и ларёчки, киоски и лотки. А бабули в платочках стелили на пол газеты и выкладывали на них дары своих огородов или ненужное содержимое посудных