Человеческая стая. Ольга Асташенкова

причитаний родственников, не вздрагивала от их слёз. Бабушка Настя просто вышла в другой мир. Распахнула дверь и шагнула, оставив всех их здесь.

      Бабушка Настя не прожила девяносто первый год до конца, умерла в июле. Поле не сказали, как сильно бабушка болела, осознавала ли приближавшиеся перемены. Сама Поля не могла в них разобраться. Ей было всего шесть, а в этом возрасте мир воспринимается проще, у́же. Он ещё видится таким, как будто ты – центр вселенной, и разве может происходить что-то, не связанное с тобой? Поля, изучая своё детство много позже, с трудом отличала воспоминания от чужих рассказов – особенно маминых – или от своих же домыслов. Она далеко не сразу догадалась, что мать в тот год, да и всю жизнь, хотела одного – оградить её от внешнего мира. Уберечь. И Поля легко поддалась, бросившись в мир книг.

      А в квартире мамы и Поли скоро появились новые вещи – те, что перенесли с пятого этажа. Был там и холодильник, и радио, и телевизор побольше, чем их нынешний. И, что поразило Полю, та самая табуретка, права на которую предъявлял Толик.

      – А квартира? – спросила Поля, когда всё это принесли к ним два соседа по лестничной площадке. – Кто там будет жить?

      Мать резко пожала плечами.

      – Может, мы?

      – Ты помнишь, что у твоей бабушки есть другая дочь? – спросила мать, присев и оказавшись с Полей одного роста. Та кивнула.

      – Вот ей и достанется квартира. Она там прописана и мальчики, которые приезжали. Ты их помнишь?

      Поля снова кивнула.

      – А почему мы там не прописаны?

      – У нас же есть квартира, Поля, – мать улыбнулась, но уголок губ подрагивал. – Хорошая квартира, нам ведь здесь хорошо?

      – Да! – кивнула Поля. – Но у бабушки Насти мне тоже нравилось!

      – Это потому что она там была, Поля. Теперь там, скорее всего, чужие люди поселятся.

      Так квартирный вопрос был закрыт. Но перемены в жизни не закончились.

      Поле смутно запомнились бесконечные хмурые лица, очереди даже за хлебом и как мать комкала пустой пакет для продуктов, который несколько дней напрасно таскала в сумочке. Бережно откладываемых ко дню рождения в копилочку монет Поле не хватило даже на конфеты. Или это было в другой год? В те времена в её жизни ещё не случалось рубежей, и отсчитывать события было не от чего. Дни переходили в недели, недели – в месяцы, а те – в года. Они длились и тянулись бесконечной непрерывной жизнью. Единственной точкой отсчёта было само рождение.

      Но вот теперь умерла бабушка. В июле. А август перевернул бабушкину эпоху. Как раз в августе мама взяла отпуск и они с Полей на две недели уехали к Ладожскому озеру, где у дяди Юры был плохонький домик. Поля толком и не знала, кто такой этот дядя Юра, и предполагала, что это мамин коллега. Он появлялся изредка, но всегда привносил в Полину жизнь нечто новое. Однажды они с мамой и дядей Юрой ездили на море, когда Поля была ещё совсем крошкой. Три или четыре раза мама отводила Полю к бабушке Насте в воскресенье, а сама говорила, что пойдёт на встречу с дядей Юрой. Туда она Полю не брала,