Стать Роуэн. Nina Brock

и села на край ванны, уперев локти в колени. Только теперь позволила себе дрожать. Грудь судорожно заходила. Дышать стало тяжело. Только теперь позволила себе признать, что боится.

      И всё равно не смогла заплакать. Только сидела, слушала собственное дыхание и чувствовала, как всё вокруг начинает рассыпаться. Тихо. С лёгким хрустом. Пока она снова и снова пытается чинить чужие миры.

      VI

      Несколько пропущенных и одно сообщение от Лэйн пришло ещё ночью – короткое, сухое, как всегда. Роуэн заметила его только на парах, когда пыталась сосредоточиться на сравнительном разборе гражданского и уголовного права штата Вашингтон и не уронить лицо в тетрадь.

      "Видела. Всё в порядке?"– писала Лэйн.

      Роуэн долго не отвечала. Листала старые лекции, делала вид, что слушает, даже нашла в себе силы ответить на вопрос о разнице между деликтом и преступлением. Только потом набрала: "Жива. Выбежала через переулки. Сработало."

      Ответ прилетел почти сразу: "Найди камеры. Любые. Переулки, парковки, магазины. Нужны доказательства. И, ради бога, купи себе что-то острое или хотя бы едкое. Баллон, кастет – не важно. Хватит играть в бессмертную."

      Роуэн чуть усмехнулась – впервые за утро.

      "Если я кого-нибудь этим 'что-то'случайно убью, ты потом будешь меня в суде выгораживать? Справку принесёшь, что это была самооборона?"

      Ответа не последовало. Лэйн то ли не оценила шутку, то ли просто промолчала. Или, как обычно, зарылась в работу. Её стиль.

      После пар Роуэн не пошла в магазин. Ни сил, ни желания. От одной мысли о ярком свете кассовой зоны, о скрипе двери и чьём-то взгляде – желудок сжимало в узел. Она написала начальнице, что заболела. Сухо. Пару слов о температуре и головной боли. Без извинений. И впервые – без привычного чувства вины.

      Зара всё так же молчала. Третий день подряд. Ни звонка, ни сообщения. Ни даже пустого "как вы?".

      Роуэн несколько раз брала телефон, набирала номер. Стирала. Писала фразы. Удаляла. Хотелось наорать. Сказать, что мать – не игрушка. Что таблетки – это не мармелад, и они не должны оставаться нетронутыми в ячейках. Что нельзя вот так исчезать. Просто нельзя.

      Но не написала. Потому что знала: если сорвётся – добьёт. А Зара и так всё больше отдаляется от семьи.

      Вместо смены был врач. Старую карточку вытащила из ящика, записала Грейс к неврологу. Ближайшая дата – через три дня. Казалось бы, немного. Но Роуэн уже знала, как долго тянется каждая минута, когда счёт идёт не на дни, а на часы. Когда каждый час может увести мать ещё дальше.

      День полз, как в патоке. Всё через силу. Голова гудела. Тело – ватное. А вечером – библиотека. Тот самый стол у окна, с плохим вай-фаем и трещиной в деревянной кромке. Папки, конспекты, книги по доказательствам и правовому регулированию. Никаких списков. Никакого Гамильтона. Вчера хватило. Сегодня – только учебники. Только то, за что она платила сама.

      Впервые за много дней Роуэн вернулась домой так рано. По пути зашла в магазин. Взяла банку мёда, мягкое печенье и зефир в сахарной пудре. Мелочи, ерунда. Но Грейс такое любила. Особенно зефир. Ещё