Россия в поисках эффективности. Борис Николаевич Шапталов

к юбилейной дате. Другой способ конструирования «особого пути» – это мифологизация исторической роли своей страны. Вот показательное описание «польской идеи», данное польским культурологом Анджеем Василевским: «Пока продолжалась эпоха рабства (имеется в виду период потери Польшей независимости – прим. Б.Ш.), на первый план выдвигалась борьба с захватчиками, возводящая в ранг национальной святыни даже самые странные идеи, лишь бы они предпринимались с патриотическими намерениями. Мессианство, в духе приходского учения о Польше как избраннице божественного провидения… были воспринято великими поэтами-романтиками, которые подкрепили его своим авторитетом и сделали поэтическим каноном. Под накалом самых высоких страстей национальному патриотизму были привиты понятие Польши как Христа народов, невинно страдающей ради спасения мира, пристрастие к мученичеству… Короче говоря, наша психологическая структура независимо функционирует в замкнутом круге: исключительность осуществляется с помощью чудес, а чудеса еще больше подчеркивают исключительность… Кто сосчитает те вдохновенные декларации о наших моральных преимуществах и миссиях, о средиземноморском «мосте», ведущем на Восток, о направленных на нас глазах всего мира, о всеобщем восхищении наших действий, на которые никто не мог бы решиться?» (9. С.146-147). Знакомые мотивы? Задача идеалистических конструкций самобытников проста – требуется снять проблему комплекса неполноценности, перенеся конкуренцию с удачливыми соперниками в другую плоскость, где самобытники уже точно не будут чувствовать себя ущербными. Разработка таких «плоскостей» – главное направление усилий цивилизационных неудачников всего мира. И на этом пути, надо признать, у них есть немало интеллектуальных достижений, доставивших бы истинное удовольствие софистам Древней Греции. Некоторые конструкции и впрямь изящны, будируют мысль и стимулируют дальнейшие исследования. Так, историософ Л.Н. Гумилев собрал огромный материал по кочевым народам, пытаясь, в частности, доказать благотворность влияния Степи на Русь и другие оседлые народы. Но опровергнуть устоявшийся в науке тезис о цивилизационной бесперспективности образа жизни кочевников (при всем его своеобразии и ценности как цивилизационного феномена на определенном этапе человеческой цивилизации) ему так и не удалось. Городская культура победила и кочевничество сохранилось лишь в экономически отсталых странах. Такой результат можно было бы предсказать заранее, чтобы не тратить время и силы на бесперспективную теорию. На деле же подобного рода попытки были, есть и будут предприниматься в дальнейшем. Причина экстравагантных усилий Л. Гумилева заключалась в том, что ученый разделял евразийскую концепцию развития России, по которой России надлежало соизмерять свою эволюцию не с европейскими нормами и достижениями (где она порой выглядела не лучшим образом), а с восточными. Эта теория давала возможность отвергнуть обвинения в цивилизационном