Тайна заброшенного монастыря. Андрей Гордеев

подросток с живым, любопытным лицом. Было видно, что он не спал. И по тому, как он начал говорить, стало ясно, что он слышал весь разговор взрослых.

      – Что дорога! Дорога ничего! – произнёс Гриша, важно расположившись на скамье за столом, весь распираемый от гордости, что его, мальчишку, слушают взрослые. – После меня монахи ещё с неделю бревна возили. Дорогу-то хорошо укатали. А за две недели снега немного выпало. Думаю, проехать можно. Но не шибко. Шагом ехать нужно.

      Мужчины повеселели.

      – Слава Богу! Видно, на святое дело Господь дорогу указывает, не дает пропасть, – сказал облегченно священник и перекрестился.

      За ним перекрестились и все остальные. Гости принялись за остывший ужин, о котором забыли, увлекшись волнующем их разговором.

      – Семён, когда поедете-то? – спросила Клавдия Ильинична брата.

      Лазарев пожал плечами и вопросительно посмотрел на священника:

      – Что скажете, отец Мифодий?

      Иерей в свою очередь поднял глаза на Баженова:

      – Что думаешь, Прокопий?

      – В шесть утра надобно трогать. Не позже! – ответил Баженов и макнул картошку в постное масло. – Эти бандиты, которые нам встретились, в Педасельгу раньше девяти утра не сунутся. Пока то да сё, в Пухту бандиты часов в одиннадцать попадут. Значит, у нас в запасе пять часов ходу будет. За это время, дай Бог, мы на зимнюю дорогу свернём.

      – Клавдия Ильинична, – обратился Иерей Мифодий к сестре Лазарева. – Вы не говорите в деревне, пока не спросят, что мы у вас были и ночевали. Дай Бог, нас никто не заметил, когда мы к вам свернули! А утром все спать ещё должны. В темноте могут не разглядеть, что мы уезжаем.

      После ужина Клавдия Ильинична вдруг всплеснула руками:

      – Вот дура старая! У меня же банька сегодня топлена! Попариться навряд ли получится, остыла небось ужо для пара, а помыться ещё можно. Пойдёт кто али как?

      Помыться, кроме Баженова, никто не захотел. Иерей пошел укладываться спать. Семён с Клавдией остались за столом. Дружным брату с сестрой всегда было о чём поговорить, пожалиться друг другу, вспомнить. Этот разговор приносил им обоим то внутреннее облегчение, которое может дать только родной по крови и близкий по духу человек…

      Баженов зашёл в баню. Зажёг керосиновую лампу. Баня состояла из раздевалки и парилки, совмещенной с моечной. В раздевалке было холодно, и Прокопий разделся в ней только до нижнего белья. В моечной его приняла сухая приятная теплота – от печки еще шёл жар. Баженов плеснул на камни немного воды, но вода зашипела вяло, без пара и разлилась по камням мокрым пятном. Сняв последние остатки одежды и повесив их на гвоздь, торчащий около двери, Прокопий налил горячую воду в деревянную шайку и стал мыться. Он не услышал, как к окну моечной со стороны улицы подошла Дарья. Она прислонила лицо к стеклу небольшого окошка и увидела в отблесках пламени от керосинки статное, мускулистое тело Прокопия, его крупные круглые ягодицы. Прокопий встал, повернувшись лицом к окну, чтобы опрокинуть на себя шайку с водой. Дарья отпрянула от окошка. Её сердце бешено заколотилось. Краска