Стрелец. Дмитрий Ежов

несколько томительных минут с обратной стороны частокола раздались шаги, а над деревянным гребнем появился отсвет от факела. Я тут же взобрался на телегу, приставленную к частоколу и, заглянув за край, увидел медленно идущего воина, ведущего под узду коня.

      – Давай грамоту! – приказал я ему.

      Факел, а вместе с ним и воин, приблизились ко мне, и через несколько мгновений предо мной появилась свернутая бумага с печатью. Я взял ее и, не теряя времени, подошел к ближнему костру, чтобы лучше осмотреть печать. Грамота оказалась серьезно помятой, но печать была не сломана и своим существованием доказывала, что ее отослал боярин Плещеев.

      – Пропустите его через частокол! – приказал я, но оставил стрельцов в боевой готовности.

      Тут же заскрипели колеса телеги, открывающей проход в частоколе, а следом отворилась и небольшая дверь, впустившая гонца. Посланец боярина Плещеева сразу после того, как вошел в захаб, отдал факел ближайшему стрельцу, а затем направился ко мне, в то время как за ним, скрипя колесами, телега занимала свое прежнее положение.

      Я молча ожидал, когда гонец подойдет к костру, а он шел медленно, как будто ему некуда торопиться. Он подошел ближе, и свет от костра осветил его хромающего коня, грязный, но добротный тегиляй синего света, пыльные сапоги из выделанной кожи и лицо наполовину покрытое запекшейся кровью. Весь его вид говорил, что пробивался он в Юрьев с боем, и было непонятно, как он вообще сейчас стоит на ногах.

      – Смотрю, путь сюда был нелегким? – сказал я, отдавая ему грамоту.

      – На южной дороге я и мой десяток наткнулись на ливонский разъезд, – облизнув пересохшие губы, ответил гонец.

      Заметив это, я дал ему свой небольшой бурдюк с водой, дабы он утолил жажду.

      – А где сейчас твои люди? – спросил я, дождавшись, когда гонец закончит пить.

      – Не знаю… Они остались задержать ливонский разъезд, а я лесом помчался в сторону Юрьева, но вскоре из-за полученной раны свалился с коня, а когда пришел в себя, понял, что заблудился. После этого я старался идти на север, но к ночи уже отчаялся выйти к вам. Однако уже в темноте я услышал стрельбу и подумал, что стреляют у крепости. Пошел в сторону выстрелов, так и дошел до сюда, – ответил гонец.

      – Это мои люди стреляли по ливонцам. А что такого важного в этой грамоте, что ты не поехал в объезд, а решил пробиваться с боем? – спросил я.

      – Ливонцы сегодня утром напали на наш лагерь у Новгородка и разбили нас. Сторожа вчера вечером напилась и не заметила, как ливонцы подходят к лагерю. Так что мы оказались пред лицом врага практически без портов, – с горькой усмешкой сказал гонец.

      От этой новости у меня забилось сильнее сердце, и я с беспокойством спросил:

      – Ты знаешь что-нибудь о Дубковской сотне? Что с ними случилось?

      – Не знаю. Все в страхе бежали от атакующих ливонцев. Была большая сумятица. Я и мои люди едва успели оседлать лошадей и схватить оружие с доспехами, когда ливонцы оказались рядом с нами. Завидев их, мы поскакали к ближайшему лесу, однако я услышал звук зурн и барабанов,