Стрелец. Дмитрий Ежов

спросил я сотника.

      – И тебе добрый вечер, Василий, – с недовольным лицом ответил Роман Тимофеевич. – Ты прав, сегодня было спокойно, и думаю, ночью будет так же.

      – Дай-то Бог. Однако ночью проще всего подобраться к крепости, – возразил я.

      – Да что вы заладили, что ты, что Вятко – не будут они крепость приступом брать, ливонцы трусливы, как зайцы, чуть что, сразу убегают, – настаивал на своем сотник.

      Мне же вспомнились слова, которые передал мне брат о том, что вся война со стороны ливонцев идет на деньги Римского царя¹⁶ и эти деньги не бесконечны.

      – Нет, Роман Тимофеевич, ливонцы в этот раз от крепости не отступят, будут до последнего воевать – иначе им смерть.

      – Скажешь тоже… Сейчас постоят немного под крепостью да уйдут, а через полгода снова явятся, и так будет до тех пор, пока наш царь с их магистром не договорятся. Ты молод еще и не знаешь, что мы всегда так с ними воюем, – начиная злиться, ответил сотник. – Ну да ладно, нечего нам тут лясы точить, пора в крепость идти.

      После этих слов Щербина дал знак своим людям идти под защиту крепостных стен, а я пошел расставлять свои десятки по местам.

      Через несколько минут сотник покинул захаб, оставив меня здесь за главного. Вообще-то мне не полагалось руководить обороной захаба, однако из-за неожиданного наступления ливонцев на город в крепости не оказалось нужного количества голов и сотников. Так что ничего не оставалось воеводам, как поставить во главе некоторых укреплений таких же как я полусотников, а на менее угрожаемых участках стены и десятников. Однако, по моему разумению, во главе нашего захаба лучше было бы поставить Вятко – главного пушкаря всего укрепления. Вятко был поставлен пушкарем в Юрьев практически сразу после его сдачи ливонцами, и как следствие, он знал оборону крепости лучше меня, но несмотря на это, я на эту ночь являюсь его командиром. Это обстоятельство немного злило Вятко, ведь я был в его понимании ничего не умеющим безусым юнцом, тогда как он был в пушкарях уже более десяти лет. Однако перечить воеводам он не стал, но старался при каждом удобном случае меня поддеть.

      – Доброго вечера тебе, Вячеслав Петрович! – уважительно поприветствовал я пушкаря, поднявшись в центральную башню.

      – Добрый… Василий, – ответил пушкарь, повернувшись ко мне. – Только я тебе уже говорил: зови меня Вятко, меня так все зовут, а имя при крещении оставь попам для исповеди.

      – Хорошо, – улыбнувшись, ответил я, припомнив, что Вятко очень гордился своим именем (он считает, что это имя принадлежало какому-то великому воину¹⁷, хотя я о таком не слышал).

      – О чем ты с Щербиной говорил? Какой-то он недовольный ушел.

      – Он считает, что ливонцы не приблизятся к крепости, а я имею другие думы.

      – Щербина сам себя успокаивает, однако сегодня ливонцы действительно на приступ не пойдут, а вот лазутчиков выслать могут. Точнее – уже выслали.

      – Ты их видел? – встревожился я.

      – Да, –