Стрелец. Дмитрий Ежов

я застал у щита захаба, грустно и сосредоточенно смотрящим в ров, утыканный кольями. Подойдя ближе, я увидел у него остекленелый взгляд, обращенный как будто в пустоту – он явно не видел то, на что смотрел.

      – Радим, – с беспокойством позвал я десятника, – что-то случилось?

      Радим немного вздрогнул от вопроса и посмотрел на меня, стараясь прийти в себя.

      – Да, все хорошо… – ответил десятник спустя несколько мгновений. – Просто посмотрел на этот высокий скат захаба и ров внутри, и мне вспомнился овраг, что у Судбищ¹⁸ находится.

      – Я от многих слышал об этой победе над ордынцами. Вы там хорошо укрепились у оврага, так что крымский царь зубы о вас сломал, – сказал я.

      – Не было у нас там никаких укреплений, мы наскоро засеки по бокам соорудить успели, а спереди телеги поставили по краю оврага и окопали их. Главной нашей защитой был сам овраг – уж больно крутой склон у него оказался, – ответил Радим и замолчал, но через минуту продолжил: – Никак забыть не могу, как крымчаки по этому склону взбирались. Они лезли, будто белены объелись, пытаясь добраться до верха, а мы стояли за телегами и стреляли. Стреляли так часто, что пищали не выдерживали и взрывались в руках, но это нас не останавливало. Я никогда не видел столько убитых ни до, ни после. Пока шел бой, мне некогда было смотреть на результат своей работы, но когда наступил вечер и Девлетка¹⁹ с ордой ушел в степь, предо мной в овраге предстал вид тысяч убитых людей и лошадей. Некоторые, правда, были еще живы, однако помочь мы им никак не могли – у самих едва сил хватило помочь своим раненым: из всех воевод к концу битвы только Басманов цел остался.

      Услышав имя воеводы, я вспомнил победный бой у Ругодива и грамота от Алексея Даниловича, которая сыграла важную роль в моей жизни, ведь благодаря ей я сейчас являлся полусотником.

      Тем временем Радим продолжал изливать свою душу:

      – Утром вся наша рать снялась с места и пошла навстречу царскому войску к Туле. На месте царь встретил нас с радостью, ведь все думали, что мы погибли, а мы пришли с победой. Однако вид лежащих вповалку в овраге тысяч тел убитых крымчаков зачастую не дает мне спать по ночам. Вот и сейчас, посмотрев в ров, я увидел их – стонущих и молящих о помощи, но не получивших ее.

      – Я хоть и не раз был в бою, но такого не видел. Тяжко тебе, наверное? – с сочувствием сказал я.

      – Да и я видел всего один лишь раз, но такого не забыть – тысячи убитых людей, и все из-за того, что нам удалось увести табун аргамаков²⁰ самого Девлетки. Он погнал людей на верную гибель из-за двухсот, хоть и дорогих, но коней. Он, наверное, подумал, что мы дрогнем от вида его войска, а нам-то и бежать было некуда – в лагере нас собралось не более трех тысяч, не считая раненых, Девлетка же собрал против нас орду в двадцать тысяч, в таком разе выйти в степь было смерти подобно. Вот мы и держались, несмотря на потери.

      – Да уж… – сказал я, посмотрел в ров и попытался представить то, о чем говорит Радим.

      Задумавшись, я даже забыл, зачем подошел к своему десятнику, но Радим сам напомнил мне об этом:

      – Извините,