Стрелец. Дмитрий Ежов

по Радиму!

      Радим взял прицел достаточно высоко, но ниже, чем я предполагал. Однако я не стал ему возражать и, дождавшись, когда все прицелятся, как и Радим, отдал последний приказ:

      – Пали!

      С этим коротким, но емким словом я нажал на спусковой крючок, не забыв перед этим зажмуриться (кому же хочется получить раскаленную пороховую пыль в глаза). Практически тут же послышалось шипение горящего пороха, затем прозвучал тонкий писк, которому спустя лишь мгновение вторил грохот, повторенный еще девятнадцать раз. Приклад пищали сильно ударил меня в плечо, возвещая о совершенном выстреле.

      Я открыл глаза, но, как и предполагал ранее, ничего не увидел кроме дыма, да и свет, отраженный облаком, исчез через несколько мгновений. Однако Вятко, смотревший на нашу стрельбу со стороны, спустился по лестнице из башни и, не говоря ни слова, подошел ко мне, протягивая десять серебряных новгородок.

      – Попали? – неуверенно спросил его я.

      – Двое с седел упали, а остальные обратно в лес подались, – стараясь усмирить свою гордыню, ответил Вятко.

      Я же с довольным видом взвесил серебро у себя в руке и, повернувшись к своим людям, сказал:

      – Хватит на бочонок пива: не лучшего, но все же!

      В ответ я услышал одобрительные возгласы обрадованных своей небольшой победой стрельцов. Однако, разойтись веселью я не дал – нам еще всю ночь в дозоре стоять.

      Каждую ночь я старался постоянно обходить своих людей на стенах захаба, но больше всего мне нравилось стоять в центральной башне и смотреть в темноту, особенно в безоблачную погоду, когда звезды показывают всё величие Божьего творения. Вот и сейчас я один стоял и лицезрел небосвод, изредка пересекаемый облаками, стараясь при этом ловить каждый звук, раздававшийся в этой тихой морозной ночи. С вечера, как и ожидалось, похолодало и поднялся небольшой ветер, так что мне пришлось поднять ворот кафтана.

      Я немного поежился от холода, когда услышал торопливые шаги по направлению к башне. Вскоре по лестнице ко мне поднялся Данилка, ходивший погреться у костра.

      – Василий Дмитриевич, сходите погреться, а то тут на ветру окоченеть можно, – с неподдельной заботой сказал мой кошевой.

      – Нет. От костра меня только разморит, а нам еще до утренней стоять, – грубее чем следует ответил я.

      – Можно еще в погребе под башней греться – там хотя бы не дует, – немного притихшим голосом сказал Данилка.

      Я в строгом недоумении посмотрел на него и ответил:

      – Я не дурак в пороховом погребе греться.

      – А Вячеслав Петрович там спит.

      – Вятко там комнатку себе огородил, в ней и живет с начала осады, а мне негоже к нему на огонек напрашиваться, да и в захабе сейчас я главный и никуда уходить не собираюсь, – ответил я.

      – Тогда можно принести жаровню сюда, – не унимался Данилка.

      – Спасибо, но не надо, – сказал я и потрепал Данилку по голове. – Кроме того, огонь ослепит наши глаза в темноте, а сегодня надо быть вдвое настороже.

      Данилка