Критическая история гностицизма и его влияния. Том 3. Жак Маттер

учили гностики. Как и они, он проводил различие между видимым и невидимым Богом, но не делал их двумя разными существами, как некоторые из них; скорее, как и Симон, он учил, что Иисус Христос – это только Отец, явленный людям.56

      Тертуллиан, который в своем трактате против Праксея боролся против этой теории, как он боролся в других местах против теории главных гностиков, уже указал на ее совпадение с некоторыми из их мнений.

      Однако ученики Праксея, которые, по-видимому, были довольно многочисленны, если не в Риме, то, по крайней мере, в Африке, и особенно в Карфагене, куда этот лидер отправился из Рима, не восхищались вместе с валентинианами и другими теософами тем, что Бог, соединенный с человеком Иисусом в крещении, покинул его перед тем, как подвергнуться пыткам. Напротив, их порицали за учение, известное как патропассианство, или мнение, что сын настолько мало отличается от отца, что последний становится причастным к страданиям первого.

      Следы гностицизма мы находим и в учении художника Гермогена, еще одного лидера партии, который осмелился поднять вместе с гностиками и платониками своего времени вопрос о происхождении зла. Правда, в этой дискуссии он, в противовес первым, показал, что система эманации, в конечном счете, делает Бога автором зла. Правда и то, что его теория материи, которую он связывал с космогонией Бытия, еще дальше отстоит от последней. Тем не менее, он соприкасается с гнозисом, уча, что если в мире существует зло, то это потому, что Бог не смог изменить порочную природу материи. Его идея хаоса, приведенного в движение, запечатлена Тертуллианом в очень вульгарном, но весьма живописном образе, который мы не будем пытаться передать на языке, где слово marmite не имеет даже благородства olla, и который мы представим на латыни: Inconditus et confusus et turbulentus fuit motus, sicut ollæ undique ebullientis.

      Гермоген был не более чем полуплатоником и полугностиком в своей теории душ нечестивых и демонов, из которой он выводил происхождение материи, тогда как предшествовавшие ему софисты связывали происхождение первых, а зачастую и вторых, с самим божеством. Правда, Валентинус и некоторые другие считали материю матерью Сатаны, а следовательно, и матерью его детей-демонов.

      Влияние гностицизма еще более очевидно в теориях Ноэта, особенно в его христологии.

      Ноет не хотел ни учить о тождестве Отца и Сына, ни делать Сына творением Отца, и искал в двусмысленности терминов средство шокировать ни веру, ни разум. По сути, он говорил, что Слово, Логос, не было само по себе, как Разум и без плоти, истинным Сыном, но что оно было Словом и совершенным Моногеном.

      Некоторые из образов, которые он приложил к этой теории, мало что сделали для ее прояснения; они лишь показывают, что он был хорошо знаком со стилем нескольких гностических школ. Используя язык маркосианцев, он называл Сына первым голосом Отца. Используя язык Зороастра, каббалистов и священных кодексов, которые также принял святой Афанасий, он называл его светом, исходящим от света. Используя терминологию мандаитов, он называл его водой, исходящей из источника.

56

Filius Dei Deus est, et virtus altissimi altissimus est. Тертулл, Adv. Praxeam, c. 26.