Критическая история гностицизма и его влияния. Том 3. Жак Маттер

с Маркионом в своих «Библейских вопросах», если бы сохранился какой-то фрагмент.

      Самые любопытные сочинения Татиана отсутствуют в наших исследованиях, но сведения святых Иринея, Климента Александрийского, Феодора, Епифания и Филастра в некоторой степени компенсируют это. Согласно этим знаменитым врачам, Татиан был последователем Валентиниана и Маркиона. Он принял теорию эманации, теорию эонов и теорию существования Бога, слишком возвышенного, чтобы позволить познать себя.

      Однако этот Бог хотел проявить себя посредством неких Разумов, исходящих из его лона.

      Первой из этих эманаций была его Пневма, которая была, так сказать, самим Богом, Богом мыслящим, Богом, замышляющим миры.38

      Вторым было Слово, Логос, который уже не был просто мыслью или замыслом, но уже был творческим словом, проявляющим божественность, но исходящим из мысли или Пневмы.

      Это была теория искусного мыслителя. Она предлагала Троицу – Отца, Пневму и Слово, чьи имена были ортодоксальными, но идеи – гностическими.

      Поскольку Пневма все еще оставалась Богом, именно Логос Татиан считал истинным началом творений, перворожденным ангелом, автором видимого творения. Здесь он был согласен с откровением и гнозисом. Правда, он старался не давать Логосу имени Демиурга, столь дорогого теософам его времени; но он откровенно исповедовал вместе с ними, в связи с явлением Иисуса Христа, самый явный докетизм.

      Его антропология также была антропологией гностицизма.

      Согласно ему, душа имеет два начала, одно психическое, другое пневматическое. Сама по себе она не бессмертна. Если она не приходит к познанию истины, к гнозису, то погибает вместе с телом, которое она одушевляет. Если же ей удается соединиться с Пневмой, она получает небесные дары и возвращается в высшие места.

      Изначально Пневма и Психея были едины, но вскоре первый был вынужден оставить спутницу, которая не желала ему подчиняться. Отделившись от Пневмы, хотя и сохранив остатки ее силы, Психея сразу же впала в заблуждение.

      Она восстанавливается по справедливости, вновь соединяясь с Пневмой. Этот союз – ее счастье; он наполняет ее блаженством и просветлением; он открывает и позволяет ей раскрывать самые глубокие тайны.39

      Здесь лидер энкратитов был уже не просто врачом, попавшим под влияние гностицизма, господствовавшего в его веке; он был гностиком, как и человек, который, подобно Бардесану и Сатурнину, хотел сохранить общину верующих в надежде рано или поздно привлечь их к своим учениям и практикам. Сирия, которая была столь же терпима к спекуляциям, как и Египет, простила Татиану его теории, но осудила их практические последствия и порицала его и его многочисленных последователей, когда он осмелился запретить брак, употребление мяса и вина, и вообще все удовольствия чувств, под предлогом высшего совершенства.

      Чем больше энкратиты гордо объявляли себя врагами этих удовольствий, тем больше их современники мстили за их святость коварными речами о тайной морали этой школы.

38

Это Пневма-женщина (Энноя) гностицизма.

39

Tatiani Oratio ad Græcos, p. 153 ff, по произведениям Иустина М., ed. Col.