Брошенец. Зоя Константиновна Илькович

стене избушки, одна среди тайги, не считая Ли, окошко которого тускло светилось, очевидно, он что-то читал или занимался своими опытами.

      Одна со своими бессонными мыслями, которые за месяцы плена, пожалуй, источили ее душу. В голову одна за другой приходили неожиданные идеи спасения, но ни одна не могла быть воплощена в жизнь. Каждый день думая о побеге, она, чтобы отвести горестные мысли, шепотом разговаривала то с детьми, то с Богом. О том, что она, во что бы то ни стало, должна убежать, выжить в тайге и дойти до дома.

      Люба понимала, что уговаривать Василия отпустить ее бесполезно. Но что-то еще теплилось в мечтах, надежда, что удача вдруг повернется к ней лицом. Возможно, ей в Китае, или там, куда они переберутся с Василием, действительно удастся связаться с полицией и русским консульством. Это на сегодняшний день ее единственная возможность. И ей придется согласиться на этот опасный переход в Китай. Возможно, их схватят на границе, и тогда ей в присутствии Василия придется сделать заявление, что он преступник, а она его пленница. Если его разыскивают, как беглого серийного убийцу, то он обязательно рано или поздно попадет в руки полиции.

      Она понимала, что Василий настроен решительно, и заберет ее в Китай, даже если ему придется вести ее на цепи, что, скорее всего, и произойдет. Он не снимет с нее цепь, потому что каждый из них думает о побеге. О ее побеге. Он прекрасно знает о ее мыслях, ее тоске о детях, о доме, о ее жизни, из которой она была так жестоко вырвана. Как капризный ребенок любимую игрушку, он не хочет отдать ее никому. Она понимала, что он скорее убьет ее, чем позволит ей уйти. Даже цепь он всегда осматривал с большим подозрением. Он хочет иметь женщину, он хочет ее. Любит ли он ее, или она ему просто нужна, как одалиска, рабыня, служанка? Она уверена, что человека в ней он не видит. Он полюбил ее тело, ее скромность и подчинение возбуждают его, он наслаждается близостью с ней, но его не интересует ее душевное состояние.

      Раньше Люба думала, что столкнулась с сатаной в человеческом образе, собственно, так оно и было тогда, когда он испытывал ее нечеловеческими страданиями. Раньше он вбивал в ее душу страх и отчаяние, сейчас он также вбивает ей в душу и сердце свою любовь.

      Она готова была простить ему даже боль, но скотское насилие в присутствии смеющихся и выкрикивающих грязные возгласы китайцев, Гуя, желающего в этот момент подойти ближе и все увидеть, почти потрогать руками, ее стыд и глаза, залитые слезами позора…. Их лежащие на нарах голые тела, и то, как они, подперев головы руками, наблюдали за ходом пыток. Она вдруг содрогнулась от отвращения, вспомнив, что в последнее время стала испытывать экстаз во время его ласк.

      – Тьфу! Чтоб ты провалился со своими ласками! Когда-нибудь я смогу сама решить, хочу я мужчину, или нет? Если удастся вырваться отсюда, никогда! никогда я не выйду замуж! Никогда! Никогда не лягу в постель с мужчиной! Чтоб им всем!

      Люба подхватила цепь, неизбежную свою реальность, и вошла в избушку, закрыв двери на засов. Ложась спать, тихо помолилась за родных и близких, почему-то почувствовав за них страх. Потом помолилась еще раз, чтобы с ними не случилось горя.