Брошенец. Зоя Константиновна Илькович

А она как была рабыней, так и осталась! Да стоит ей только слово поперек сказать, как он убьет ее, или, во всяком случае, снова изобьет и будет пытать! Да чтоб он провалился со своей любовью и своим Китаем! Остап Бендер нашелся! Убийца! Маньяк! Киллер!

      – Завтра мы уходим, возможно, на неделю. Ли остается, он болен и идти не может. Ты поможешь ему.

      Они сидели на бревне возле избушки, и больше молчали, чем говорили. Василий обнимал ее за плечи. Последние дни апреля уходили, и май начинал дарить им свою красоту и вдохновение.

      – В детстве мне порой очень хотелось, чтобы кто-нибудь вот так сел возле меня и спросил, о чем я думаю. И что он понимает меня, и дает мне надежду на помощь, – сказал вдруг Василий. – В юности мне хотелось любить и жить без грусти. А теперь я хочу быть твоей силой и твоей уверенностью в завтрашнем дне. Что ты думаешь о переселении в Китай и дальше?

      Люба сделала вид, что не знает, как отнестись к такому его решению, и стала оправдывать свои сомнения тем, что через границу пройти незамеченным невозможно, и что их в любой момент могут арестовать на границе и в самом Китае.

      – Проход есть, тяжелый, трудный, в довольно глубокой пещере, которая промыта подземной рекой, но он пока никем не обнаружен. Документы тоже скоро будут, хотя пришлось согласиться на гораздо большую сумму, чем заранее обговаривалось со скупым Гуем. Но за это не грех и кошельком тряхнуть. Еще немного, и пойдем добывать наше счастье. Ты будешь купаться в моей любви, и нам хватит ее на двоих. Однако, если ты со временем прибавишь еще и свою, я буду знать, что не зря родился на свет. Ты можешь полностью преобразить мою жизнь. Я очень долго ждал тебя, слишком долго, и уже совсем было поверил, что люди – это все без исключения сволочи.

      Он крепко прижал ее к себе.

      – Я уже ходила за любовью, – подумала она. – И опыт довольно печален.

      Фразами о переходе в Китай Василий взвалил ей на плечи новую тяжесть. Он был незрячим и не замечал ее душевной пустоты по отношению к нему. Ей казалось, что она летит с обрыва, что обязательно погибнет там и никогда не увидит своих детей. Положение казалось ей совершенно нестерпимым, из которого был только один выход – побег, и как можно скорее.

      А ночью она вновь чувствовала его давящую мощь, его горячие руки и губы, и его бурные ласки вызывали в сердце и мозгу возмущенное сопротивление, но приходилось молча предаваться судьбе.

      Но тело будто отделилось от сознания, и вздумало отреагировать на его призывные ласки. Он шептал ей самые нежные, самые ласковые слова, но душа молчала. Что ж, хотя бы своим мыслям и чувствам она была хозяйкою.

      А сердце было там, где ее безопасная гавань, где ее дорогие, и от этой мысли на глаза наворачивались слезы. Ее дом, ее семья гораздо заманчивее, чем обещанная киллером жизнь в Китае, или где там еще…. Но разве она могла ему об этом сказать?

      Утро, начавшееся чуть свет, казалось мирным. Но, когда рассвет обозначился, Василий вошел в баню с ошейником и цепью.

      – Ты обязательно сделаешь глупость и убежишь. И обязательно погибнешь