Диверсанты из сорок второго. Александр Зуев

Вспомнил, в батальоне есть трое чеченцев, хорошие солдаты, надежные ребята. Так почему война именно в Чечне?

      –Какова тактика ОМОНА?

      –Что они попытаются сделать сначала: Обстрелять? Окружить? Предъявить ультиматум?

      –Что за оружие гранатомет? С какой дистанции он бьет? Чем опасен?

      –Наконец, что это за новые деньги – баксы, почему не традиционные рубли?

      Вован отвечал неуклюже, но настаивал на одном, он знал Ерохина не понаслышке. Сначала ошеломят огнем из БТРов и гранатометов. Потом постараются прижать пулеметным огнем. А уж за обещанные баксы политруку и Гезенцвею пощады не будет. Когда приедет высокое начальство – полбатальона будут вырублены, остальные выкинут белый флаг. Так решил командир ОМОНА, не дослушавший Вована, который все пытался втолковать, что перед ними были настоящие фронтовики из настоящего прошлого.

      Омон поднят по тревоге

      Тем временем поднятый по тревоге ОМОН действительно готовился к спецоперации. У Ерохина приятно похрустывали двадцать тысяч баксов задатка. Остальные двадцать штук, несомненно, тоже будут там же через пару часов. К тому же и начальство не будет особо давить. После Беслана, его скорее похвалят за то, что не дал захватить никаких заложников, не допустил неизвестных бандитов в крупный областной центр. Мысленно Ерохин уже оплачивал операцию на сердце, которую нужно было делать младшей семилетней дочери – и это было для него превыше всего. Своими подчиненными он привык не рисковать, но сейчас игра стоила свеч.

      Политрук и сам ещё не осознал, насколько быстро усваивал новую реальность. Не было состояния оглушенности. Не было удивления и горького ощущения чужеродности в новом мире. Точнее, все эти ощущения были рядом, но не могли захватить его волю, его внутренне «Я» оставалось чистым. Кто-то или что-то удерживало его на плаву в этой ситуации абсурда, приграничья безумия. Огромным, всепоглощающим было чувство ответственности. Он был ответственен не только за своих людей, но и за тот мир, в котором жил накануне прифронтовым вечером, ответственен за Великую победу в том мире войны и святой ненависти, за необходимый личный вклад в нее, тот вклад, который еще предстояло сделать. За предстоящие дела, их успех, даже за собственную возможную достойную гибель в бою с фашистами надо было побороться еще и здесь, в этом сумасшедшем мире будущего.

      Иванцов поднял по тревоге батальон, вызвал к себе командиров рот и взводов. В голове тем временем затикали странные часы, устанавливая холодный внутренний баланс. Сформировался план, единственно верный, который надлежало расчетливо воплотить в жизнь. Когда подошли командиры, политрук вспомнил про переминавшегося с ноги на ногу Свиридова. Неожиданно теплая волна захватила его, Иванцов подошел к растерявшемуся братку, обнял за плечи:

      – Спасибо, боец, ты действительно с нами. Но сейчас здесь будет такая заваруха, что тебе лучше выбираться отсюда поскорее. Мы справимся, уверяю. А ты нам еще будешь очень нужен. Ты наша