Сны Лавритонии. Максим Антипенок

бирюзовое платье Тереции – всё рассыпалось, дробилось на чёрные крупинки, разлетаясь в воздухе, словно облако мошкары.

      По позвоночнику вверх поднималась глухая боль, пробираясь к затылку. Его тошнило, а по телу пробегал неприятный озноб, как во время горячки, когда не можешь согреться даже под тремя одеялами.

      Гул – исходящий то ли из головы, то ли снаружи. Назойливый звук капели. Кап-кап-кап. А вместе с ним – едкий, отвратительный смрад, будто он очутился на дне колодца с протухшей водой. Где-то рядом звучали странные булькающие голоса. Не открывая глаз, Плим попробовал пошевелиться.

      Бах!

      Боль пронзила затылок, будто кузнечный молот обрушился на наковальню. Он вскрикнул и попытался схватиться за голову, но руки остались недвижимыми. В ушах звякнул металл, а на запястьях ощущалась тяжесть. Цепи?

      Стиснув зубы, он заставил себя разлепить налитые свинцом веки.

      Чернота. Тяжёлая, давящая, подпирающая каменный свод. Высоко, в этой черноте зияло отверстие. Оттуда внутрь влетал снег – кружился в бледном свете и медленно оседал рядом с ним. Сыро. Промозгло. Мёртво.

      По стенам стекали капли мутной воды, собираясь на полу в фосфоресцирующие лужицы с ядовитым отблеском. Гулкое кап-кап-кап отбивало монотонный ритм. Ярмарка. Колодец. Лес. Всё исчезло.

      “Я проснулся? Или наоборот – провалился глубже?”

      В эту минуту Плим всё вспомнил. Там, за толщей каменного свода, не было никакой весны. Зима уже вступила в свои права, и эти снежинки, кружившиеся под потолком, были вестниками разгулявшейся наверху метели.

      Тёплый ярмарочный день… Всего лишь сон.

      Он вспомнил, как этим утром проснулся и выглянул в окно. Луна висела в небе, озаряя мир бледным призрачным светом. Земля была покрыта инеем – колючим белым бархатом, скрипящим под ногами.

      Память возвращалась – вместе с ней возвращался и страх.

      Он вспомнил дом – тёплый воздух избы, запах сажи и смолы, въевшийся в бревенчатые стены. Вспомнил, как утром наспех закинул в рот остатки вчерашнего ужина, наскоро натянул одежду и вышел в сарай. И вот теперь он здесь – скованный, окружённый мраком и ужасом перед тем, что ждёт впереди.

      Плим приподнял голову и огляделся.

      Это была пещера – огромный зал с теряющимися во мраке стенами, пропитанный удушливой вонью и влажным теплом от множества костров. Стены подрагивали в неверном свете пламени, отливая бронзовыми пятнами.

      Вокруг костров сгрудились сгорбленные, бесформенные фигуры – пещерные тролли. Бугристая кожа, провисшие животы, огромные лапы, свисающие по бокам, как старые мешки. Плим видел таких в Зрелищном саду Короля Прохламона, когда позапрошлой осенью ходил с друзьями на праздник Больших костров. Там этих тварей держали в глубоких ямах, надёжно защищённых от губительного для них солнечного света. Здесь же они были свободны.

      Тролли что-то бормотали на своём языке – звук был мокрым, гортанным, будто кто-то давился собственной отрыжкой. Они толкались локтями, размешивали огромными черпаками булькающее варево в закопчённых чанах и вяло переговаривались.