Сны Лавритонии. Максим Антипенок

сгорбленный и кривоногий, резко обернулся. Его бесформенная туша отделилась от собратьев и заковыляла в сторону дровосека.

      – Чио ты аошь?

      Плим обернулся.

      – Я тебя не понимаю, повтори, а то квакаешь, будто жаба с похмелья.

      – ЧИ-О ТЫ А-ОШЬ?

      – Чего это я ору?

      – Да, чио ты аошь?

      – Ясно. В следующий раз лучше говори подмышками.

      Тролль зарычал, брызгая слюной, и с размаху отвесил Плиму увесистую оплеуху. В глазах вспыхнули искры.

      – Стой! – сквозь зубы выдохнул Плим. – Смотри… Что это с ней?

      Он ткнул пальцем в сторону дриады.

      Женщина обмякла, её тело безвольно висело, словно кукла на нитях, а высохшее дерево, к которому её приковали, казалось, вот-вот рассыплется в труху.

      Тролль обернулся и уставился туда, куда показывал дровосек. Он что-то крикнул (а может, просто рыгнул). В ответ другой тролль, сидевший у костра, огрызнулся, нехотя поднялся и направился к противоположной стене пещеры. Только сейчас Плим заметил нагромождение вывернутых с корнем чахлых берёз. К одной из таких, теперь уже высохшей, была прикована дриада.

      Второй тролль небрежно выдернул из кучи новое дерево и с силой швырнул его в их сторону. Оно пронеслось со свистом и рухнуло рядом с Плимом, едва не задев.

      Тролль размотал цепь и грубо оторвал дриаду от высохшего ствола. В древесине остались обрывки её зелёных волос. Он лениво швырнул мёртвое дерево в костёр, а на его место, между двумя валунами, воткнул новое – без листьев, но живое.

      – Так вот чем ты питаешься?! – пронеслась в голове у Плима мысль, обращённая к дриаде. Ответа не последовало. Она не шевелилась, казалось, была без сознания.

      Тролль вытер свисающую с носа соплю и вернулся к булькающему вареву. Плим снова почувствовал отвратительный запах и подумал о том, что не ел с прошлого утра, если не считать небольшого перекуса в лесу. В ответ на эту мысль желудок отозвался урчанием.

      Между тем с дриадой что-то происходило. Не сказать, что она приходила в сознание – её голова всё ещё безвольно покоилась на груди, – но вот волосы… Они вдруг затрепетали, как осока, потревоженная лёгким ветерком, затем вытянулись и начали врастать в дерево.

      Вдруг пальцы дёрнулись, и Плим заметил на них острые, как бритва, когти. Они впились в ствол берёзы, прокалывая кору, пока на белой поверхности не выступил прозрачный, чуть зеленоватый сок. По лицу дриады пробежал слабый румянец, грудь дрогнула, словно впервые вздохнув. Помутневшие глаза распахнулись.

      Она даже не взглянула в его сторону, будто презирала больше, чем своих надсмотрщиков. И тут случилось то, чего при данных обстоятельствах Плим ожидал меньше всего. Дриада запела.

      О, что это была за песня! Она стонала, тосковала, рыдала, как пастушья жалейка. В ней звучало всё – унылое завывание ветра, крик ночной птицы, тишина звёзд, скрип мельничного жёрнова, падение невесомых частиц смолотого зерна. И всё это – с отчётливостью капель, падающих