Зимняя вишня. Владимир Валуцкий

ее Богу есть доказательства?

      – Вообще, вера доказательств не требует, – замечает Витька.

      – Ты, оппортунист, молчи. Грехи решила на старости лет замаливать!

      Тут Нинка возмущается, горячо и шумно:

      – Ну, это вы глупости говорите, Николай Митрофанович. Какие грехи? Когда нам, работящим женщинам, грешить? Господи, и рада бы согрешить, да некогда! – И на всякий случай толкает Витьку в бок: шутка.

      – Ты своих троих родила и сиди, не о тебе речь. А вот ты, – это уже мне, – допрыгалась в своем Ленинграде.

      – Здрасте.

      – Вот тебе и до свиданья.

      – До чего это я допрыгалась?

      – А подумай. Как живешь?

      – Да ладно тебе, отец… – Виктор тянется к бутылке.

      – Нет, Витька, подожди, как я живу?

      – Филиппу зачем дала уйти?

      – Отец, да ладно, сколько можно об этом… Что же мне, за хвост его было держать?

      – Действительно! – возмущенно вздыхает Нинка.

      – Женщина захочет – за что хочешь удержит.

      – Ну вы даете, Николай Митрофанович!

      – Отец, ты того… Больше майору не давать.

      – Жила бы, как все люди, полной семьей.

      – Значит, важнее, по-твоему, казаться, чем быть?

      – Вот, вот, с этого все и начинается. С этой самой философии, которую вам, дуракам, подбрасывают… – И вдруг суровость отца исчезает. – Генерал явился. – И на лице появляется радостная, но вороватая улыбка. – Здравия желаем, товарищ генерал!

      На пороге кухни стоит мама. В строгом черном платье, тоже удивительно молодая, без единой морщинки. Вся иконописная и отрешенная, что не мешает ей мельком и с презрением оглядеть наш стол.

      Она молча уходит в комнату, и я вижу, как там крестится на иконы, потом возвращается, уже сняв платок.

      – Антошка почему без куртки бегает?

      – Тепло, мама!

      – Антон в деда, солдат! – бодро заявляет отец, но глаза у него беспокойные.

      – А ты, солдат, уже прикладываешься?

      – Так дочка же приехала, как же… Под такое дело!

      – Из стаканов, без скатерти, креста на вас нет. Надолго к нам?

      – До завтра.

      – Значит, завтра на рыбалку махнем! – подхватывает отец. – Витька, как насчет рыбалки?

      Заговорили, заспорили о чем-то, мне непонятном.

      – Здравствуй, дочка.

      – Здравствуй, мама.

      Мама глядит на меня, а я гляжу на маму.

      – Все одна кукуешь?

      – Все одна, слава богу.

      Не верит, что слава богу, глаза печальные.

      Мама, ты вовсе не строгая, а самая добрая и понимающая на свете. И тепло от тебя родное, и запах, знакомый с детства. И так бы стоять с тобой, обнявшись, долго.

      – Выживу, мама, – не бойся.

      Утро такое раннее, какого я в городе давно не видела. На речке тишина, дыхание слышно. Мужчины, включая моего Антошку, засели на берегу с удочками. Нинка разводит костер. А мы сидим с мамой на пригорке, среди высокой травы, говорим тихо, почти шепотом.

      – Нас ведь как всю жизнь учили, – рассказывает мама, – будь готов! Живи начеку. С войны отца