Голод. Лора Таласса

любили, канет в вечность.

      Я не чувствую надвигающегося землетрясения. Только что я стояла на твердой земле, а в следующее мгновение она внезапно уходит из-под ног, и меня швыряет вперед. Я сильно ударяюсь об асфальт, моя корзина и плоды джаботикабы разлетаются по дороге, идущей трещинами.

      Сквозь крики я слышу какие-то странные стоны, а затем звуки рушащихся домов. Земля продолжает сотрясаться.

      Я прикрываю голову руками и сжимаюсь в комок в ожидании, когда все закончится.

      Несколько лет назад в нашем городе уже было сильное землетрясение, разрушившее множество зданий и похоронившее десятки людей заживо.

      И вот это случилось снова.

      Землетрясение продолжается. И все, что я могу сделать, – это сжаться в комок и прикрыть голову. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем дрожь земли наконец стихает.

      Я осторожно отнимаю руки от лица. Пыль еще оседает вокруг меня, но, кажется… кажется, Анитаполис разрушен полностью.

      Просто… стерт с лица земли.

      Иисус, Иосиф и Дева Мария!

      Пока я глазею, раздаются новые крики. Я зажмуриваю глаза, пытаясь отгородиться от этих звуков. Потом стихают и они. Я не слышу ничего, кроме собственного прерывистого дыхания.

      Наконец, я заставляю себя открыть глаза и просто… охватить разумом творящийся кошмар. Новые странные растения, новые изуродованные тела.

      Вот теперь вокруг царит настоящая тишина.

      Не знаю, осталась ли тут хоть одна живая душа.

      Не считая меня… Меня и всадника.

      Несколько долгих минут я не могу говорить. Пытаюсь, но слова не идут на язык.

      Я издаю низкий горловой звук, перерастающий в вой.

      Услышав это, Голод бросает взгляд в мою сторону. Подходит и протягивает руку.

      Я смотрю на него, не подавая руки в ответ.

      – Ты говорил, что бояться нечего.

      Мой голос звучит глухо.

      – Тебе бояться нечего, – поправляет Голод. – Что касается остальных, то на их счет я ничего подобного не обещал.

      Я делаю несколько неровных вдохов.

      Как я могла позволить ему войти в мой город?

      Это я во всем виновата.

      – Кто-нибудь остался?..

      В живых? Я не могу заставить себя выговорить это.

      Но, как выясняется, и не нужно.

      – Ты, – говорит Голод и пристально смотрит на меня с безжалостным выражением на лице.

      И… и все?

      Что же я наделала?

      Что. Я. Наделала?!

      Я думала, что сострадание – добродетель. Именно это и побудило меня спасти всадника. Так почему же я за это наказана?

      Вечное мое злосчастье опять подкараулило меня.

      Всадник кивает в сторону города.

      – Иди возьми все, что тебе нужно, и быстро возвращайся. Мне не терпится уйти отсюда.

      Уйти? Со мной?

      Он что, серьезно?

      Я поднимаю на него дикий взгляд.

      – О чем ты?

      – Собирай свои вещи, – снова говорит он, жестом указывая на то, что осталось от улицы.

      Я смотрю туда. Там и собирать-то