Голод. Лора Таласса

ведь я недавно уже думала, что он мертв, а оказалось, нет, и этого достаточно, чтобы не дать мне уйти из чертового дома.

      Я сажусь напротив всадника, в другом конце комнаты, слушаю, как хлещет дождь по дырявой крыше, и заглушаю в себе нарастающую тревогу из-за того, что я до сих пор не дома и что за это меня наверняка ждет трепка. Закрываю глаза и прислоняюсь затылком к стене.

      Должно быть, я задремала, потому что когда я открываю глаза, на улице уже почти темно.

      Из дальнего конца комнаты доносится жуткий вой. Мой взгляд ищет его источник: это всадник. От его странных светящихся татуировок по дому разливается мертвенный зеленый свет. В этом тусклом свете я вижу белки его глаз. Вид у него растерянный и испуганный.

      Жив все-таки.

      Еще не вполне соображая, что делаю, я встаю, подхожу к нему и опускаюсь на колени. Всадник смотрит на то, что осталось от его рук, и, клянусь, похоже на то, будто они отрастают заново…

      Я успокаивающе кладу ладонь на его голую грудь. От моего прикосновения всадник вздрагивает, словно ожидая удара.

      У меня перехватывает горло. Это ожидание мне слишком хорошо знакомо.

      – Тебя никто не тронет, – шепчу я.

      Взгляд всадника обращается ко мне. Лицо у него все еще опухшее, в синяках, но, по-моему… по-моему, если не обращать внимания на раны, то лицо у него очень красивое.

      Тебе-то что до его лица?

      Всадник пытается поднять руку – может быть, для того, чтобы оттолкнуть меня, – но там и поднимать-то почти нечего.

      – Я тебе ничего не сделаю, – клятвенно заверяю я, и голос у меня звучит твердо. До сих пор я еще колебалась, помогать ли этому человеку, но теперь, после того как увидела его таким страдающим и испуганным, я его не брошу.

      – Пить хочешь? – спрашиваю.

      Он пристально смотрит на меня. Его зеленые глаза – почти такие же пронзительные, как светящиеся пятна на груди. Он не отвечает.

      Хочет, конечно. Весь день, наверное, ничего не пил. Я отцепляю флягу, висящую на боку, и подношу к его губам.

      Всадник бросает на меня чертовски недоверчивый взгляд.

      Я изгибаю бровь. Неужели он думает, что я отравила воду? Делать мне больше нечего!

      Чтобы доказать ему, что там обычная вода, я делаю глоток. Отнимаю флягу ото рта и подношу к его губам.

      Он качает головой.

      – Ты же наверняка хочешь пить, – настаиваю я.

      – Мне ничего не нужно, – шепчет он тихо и хрипло.

      – Дело твое, – говорю я, откладывая флягу.

      – Почему? – хрипит он.

      Это значит: «Почему ты помогаешь мне?»

      – Любой порядочный человек бы так сделал.

      Он недоверчиво хмыкает, как будто порядочный человек – это что-то нереальное.

      Мы сидим вдвоем в тишине. Мне хочется задать всаднику множество вопросов, раз уж он очнулся, но я помалкиваю. Он все-таки не в лучшем состоянии.

      Едва эта мысль приходит мне в голову, как всадник издает какой-то негромкий звук, и грудь у него начинает подниматься и опускаться все быстрее и быстрее.

      – Что с тобой? – шепотом