Порождение сына. Данир Дая

пододвинул их к груди, закрыв глаза. Он начал нашёптывать молитву, которую произносят «Целом» перед едой.

      Смотреть было, мягко говоря, неприятно, зная, что творится на улицах. Ани-Мари заметила мой недовольный вид и кивнула, словно говоря: «Не понимай, но принимай».

      За отцом повторил и Артур, совсем не понимая данного жеста – просто впитывая, что делают взрослые.

      – Приятного аппетита, – после коротких благодарностей Богу Коэн схватил вилку.

      – Приятного, – в ответ, почти хором, пожелали мы.

      Соблюдая правила не говорить с набитым ртом, мы замолчали. Я действительно не слышал визгов, очереди автомата, лозунгов за окном, но одна только мысль покрывала меня мурашками.

      Счёт шёл на секунды. Чем раньше я начну этот неприятный диалог, тем будет лучше.

      – Я понимаю, что говорил тебе, – обратился к Ани-Мари, уткнувшись в тарелку. – Но это шанс не только для меня, но и для матери.

      Ани-Мари не смогла сдержать смех, прикрыла рот рукой.

      – В какой момент ты начал думать о маме?

      – Это важно не для меня или её. Это важно для тебя.

      – Знаете, – пытаясь отвлечь нас от ссоры, произнёс Коэн, – это великолепная еда. Макароны – основа, бешамель – роскошь. Сыр – власть.

      Коэн ткнул вилкой в дымящуюся пасту, показывая слой томатного соуса.

      – Горечь реальности, – наивным тоном сказал Коэн. – Паста пропитывает всё. Сверху корочка хрустит. Вкусно. Но внутри всегда что-то пережаренное или слипшиеся. Отличная аллегория общества, верно?

      Коэн искал поддержки в наших недоумённых глазах.

      – Итальянская кухня, как и любое искусство, подражает жизни. Расслоение, отчаяние, несправедливость – это ведь наша история, не так ли? Власть закрывает на это глаза, а такие, как Манн, паразитируют на этой системе. Но, – он сделал паузу, подняв вилку с кусочком пасты, – если макароны, соус, сыр и специи объединятся, смешаются в гармонии, что получится?

      – Вкусная паста? – с сарказмом я спросил у него.

      Коэн улыбнулся.

      – Не просто вкусная, нет. Идеальная. И точно так же мы можем стать чем-то цельным. Прекрасным. Главное – помнить, что даже пережаренный кусочек пасты может стать частью чего-то удивительного.

      Коэн вновь посмотрел на пасту.

      – И раз общество не может пока вырасти до этого, так почему вы должны? Вы семья, которой у меня никогда не было. Я не хочу вставать меж двух огней, но, Макс…

      – Ради чего ты хочешь попасть в «Порог»? – перебила мысль Ани-Мари.

      – Я потерял след. Многое сделал не так и хочу исправить ошибки.

      Все внимательно слушали меня. Кроме Артура: он наслаждался едой и на взрослые разговоры ему было откровенно насрать. Но, обдумывая, стоит ли мне открывать душу в данный момент, слова поневоле вырвались из рта:

      – В тот момент, когда мне сообщили, что я ухожу в долгосрочный отпуск без определённой даты и возможного будущего, когда моё имя находилось под запретом целых пять лет, я пришёл в свою полупустую квартиру после развода с женой, залез на самую верхнюю полку, достал старый револьвер, подаренный