Порождение сына. Данир Дая

ещё одна группа из красных халатов. Как роботы, синхронно и монотонно они произносили:

      – Мы все едины! Мы все едины!

      Противоречие их слов и действий: они хотели отмыться от своих коллег, взрывающих здания и ворующих поезда, но не хотели отдаляться от идеи целости общества. Я пытался вытиснуться из толпы, что в ответ красным кричали:

      – «Целом» в «Купол»!

      Я не в том возрасте, чтобы принимать в подобном участие. Я помню свою горячую голову и как мы выходили под эгидой: «Будущее для обездоленных, счастье без труда». В наше время действительно было трудно пробиться.

      Адрес с Милосердия, а если и рождение в Онгевесте, то, если тебе не повезло с твоими талантами упираться в потолок, то тебя переламывало. Но никто не хотел брать к себе выходцев из гетто.

      Таланты приходилось использовать в нелегальной сфере, чтобы хотя бы покушать раз в неделю. Выходец из Онгевеста – стопроцентный псих, который ещё и живёт в Милосердии, а там сплошь бандиты.

      Всех под одну гребёнку. Шизик, проститутка, синяк, нарик, барыга, вор, отсидевший, сын отсидевших – подставьте любой порок, и за это нас ненавидели. Я не видел своего будущего, потому что у меня его украли.

      Украли нагло, не стесняясь, и насмехались из-за того, как облапошили дурачка. Наверно, сейчас бы я лежал где-нибудь в притоне, часами разглядывая прогулку таракана, если бы ушёл из дома.

      Если бы мать не сошла с ума от горя и не обратилась к зачаткам «Целом». Если бы мать не сказала, что я больше не её сын. Если бы Ани-Мари смогла убедить меня тогда, стоя на коленях.

      Если бы я не устроился в бордель. Если бы не увидел Баварца. Если бы не стал журналистом. Я мог долго рассуждать, кем бы стал, если бы мог выбирать; кем бы стал, если бы не череда случайных происшествий.

      Память нахлёстом возвращалась ко мне, но разобрать её по полкам не выходило: слишком много слайдов прокручивалось в голове. Я наконец смог овладеть телом и отдалиться от столкновения.

      Присев на бордюр, размытым глазом наблюдал, как по асфальту разливалась кровь. Снова, как лезвие, капли покатились вниз, чуть ли не разрывая кожу. Таким уставшим и больным я чувствовал себя до терапии.

      Терапия, что помогала мне восстановиться. Волнения, воспоминания. Боль. Бледная кожа Ани-Мари. Как там мой сын? Как там мой Ян? Здесь ли он? Почему липкие руки? Почему привкус металла?

      Оперевшись об колено, я по инерции шёл, куда мне нужно, совсем не помня, где нужный адрес. Где-то рядом, если я вижу шпиль Злитчедом. Совсем рядом зелёный прямоугольник коттеджного комплекса.

      Автопилотом, с горем пополам, я дошёл до чёрных ворот, рядом с которыми стоял хиплый мальчуган. Охранник, чтоб его, который, может, месяц назад только сдал школьные экзамены.

      Увидел меня, пошатывающегося, сырого дядьку, который бледный настолько, что будто прозрачный. Видел – не слишком долго, но видел – его ручки, что тяжелее члена не держали, дрогнули.

      Мальчишка навёл на меня дуло автомата.

      – Частная охраняемая территория! –