Порождение сына. Данир Дая

спалил, как Баварца прибил. Тебе же подсоском просто надоело быть. Хотел вырваться из тени, себя показать, а потом Манн нарисовался, все СМИ сделались подконтрольными. Ничего не добился, бесился на «Целом» – вот и жизнь прошла, да? Кризис среднего возраста и тому подобное.

      – Смотри-ка, – начал я издевательски посмеиваться над Коэном, – тебя в секте научили мораль читать? А правда, что твои ребятки деревню сожгли по идеалогическим причинам, глаза не мозолит?

      – А, та знаменитая деревня, которой ни на картах, ни в документах? – обвинил меня во лжи Коэн. – Не туда сворачиваешь, Макс.

      – От тебя требуется только проходка. Или что, побольше бабла хочешь? – полез я в кошелёк за хрустящими купюрами.

      – Да пошёл ты, – дёрнул Коэн меня за руку, после чего кошелёк повалился на пол. – Твои ублюдские деньги, из-за которых геноцид устроят? Просто хотел предупредить.

      Коэн осмотрел кухню, понял, что Ани-Мари его не видит, и злостно выставил передо мной палец, зачитывая предупреждение:

      – Тебе не нужны лишние трупы? Хорошо, устроим. Лишь малейший психоз, помешательство – пуля в голову. Каждый «толчок» – осмотр. Намёк повторения твоего прихода, угроза или обсуждение «Целом»…

      – Всё сказал? – рявкнул я, затягиваясь.

      Коэн промолчал.

      – Какого чёрта ты её не отговоришь? – спросил у растерянного Коэна, украдкой показывая на Ани-Мари.

      – Отец умер, брат бросил. Госпожа Рената хоть и не была святым человеком, но старалась до конца жизни держать себя в руках.

      Коэн забычковал фильтр в пепельницу, потянулся к ручке балкона, но притормозил, обращаясь ко мне через плечо.

      – «Целом» лишь козлы отпущения. И ты знаешь это. Твоя мать – не дьявол во плоти. Просто ты видишь в себе её. Ты думаешь, действуешь и приходишь к тому же, к чему и она, поэтому бесишься. Бесишься и становишься извращённой версией матери. Просто не обманывай себя. И ответь честно, ради чего тебе нужно попасть в «Порог»?

      – Правда.

      Коэн принял ответ в штыки, но сжал кулаки, только бы не сорваться.

      – В рот твою правду. Ты паршивая овечка. Не знаю, зачем Баварец тебя взял.

      – Взаимно.

      Коэн оставил меня наедине на балконе. Я продолжал смолить, недовольный надменным придурком, за которого вышла моя сестра. Его нагон не дал мне ответа, стоит ли мне искать других людей или он снизойдёт милостью.

      Лицемерная свинья, что пытается очистить честь благотворительностью и помощью жадным до крови бабуинам. В груди жгло, слюна густела. На улице поразительно тихо.

      Зашёл в дом. Никого на кухне. Слышал странный писк, доносящийся из комнаты – только из телевизора, будто вышли на перерыв. Малость смутившись, шёл на зов. У телевизора столпились.

      Ани-Мари прикрывала рот рукой, Коэн будто впал в ступор, а Артур обращался к матери, не понимая, что происходит на его любимом детском телеканале. Я прошёл ближе.

      Огромная надпись «Профилактика» с прыгающим значком по углам вместо программы с яркими, кислотными