Порождение сына. Данир Дая

что пора. Шёл к столбам деревьев.

      – Щенок, что гонится за собственным хвостом, – закрутился голос Йозефа в голове.

      Это не было похоже на диалог нынешний. Скорее вытянутый из прошлого, что похрипывает пластинкой.

      – Каким ты был, – жаловался Йозеф, – таким и остался.

      – Зато я не продал собственную жопу, – раздражал своего старого друга.

      – Ты-то? Грёбанный лицемер!

      – Фанатик, твою мать.

      Мы перебрасывались оскорблениями заочно, до того, как я дошёл к обезображенному телу. Путь до него показался вечностью: коридор, что вёл к Йозефу, расширился до неузнаваемости.

      – Я старался воспитать в тебе честь. Достоинство. Дал тебе будущее, твою мать! – кричал Йозеф. – А чего хотел ты?

      – Выбраться из нищеты, – в сердцах сказал ему. – Чему ты жалуешься, старый хрен? Ты тянул мне руку помощи, а в итоге сам и погряз в яме дерьма. Я ли виноват, что кто-то не оправдал твоих надежд, которые не имели под собой почку?

      – Выбраться из нищеты? – гоготал Йозеф, от злости прослушав всё сказанное после. – И чего это стоило? Фабрика кошмаров вместо родного города? Убитые соседи?

      – Они же этого и хотели. Мрази из «Милосердия», что манипулировали разбитым обществом, их ты пытаешься огородить? Защитить от злого правительства? – пародировал я устрашающий тон, гиперболизируя его.

      – Ты ведь видел всю правду.

      – В чём правда, Баварец? – не сдерживался и уже кричал на Йозефа. – В чём? Ты помогал не тем. Помогал не так. Ты полез к людям, целей которых не знал. Ты не знал, а я прекрасно накушался дерьма, который они преподносили. Ты совершил ошибку и не хочешь признавать её.

      – Чем же ты лучше: помогаешь пешке, чтобы Злитчедом не упала в грязь лицом? Тебя посадили на крючок, лишь бы ты стал частью системы! Ты ведь видел всё своими глазами. Мы вместе!

      – Мы продаём разную правду.

      – Мы правду рассказываем, – возразил Йозеф, сплёвывая. – В них есть надежда.

      В голосе его появилось нечто мечтательное, заворожённое, когда речь шла про «Целом». Меня тошнило от такого приторного тона.

      – Я думал, – потухал он, – что и в тебе видел ту надежду, рассвет. Ты прав: я виноват, что поверил в тебя.

      – Старый пёс потерял нюх, – сквозь зубы произносил я, предохранитель щёлкнул.

      – Стреляй ты уже. Слишком много слов.

      Я всё ещё шёл. Ботинки хлюпали, подошва отходила, и с каждым шагом казалось, что вот-вот и я встречусь лицом к лицу с Йозефом. Но я шёл, шёл и шёл.

      – Ссышься, сынок? Как и ссался всегда. Выбраться из нищеты, говоришь? Ты присосался из страха сказать против. Привычка сосать сиську мамки-то даже к сорока не ушла, да? Зря ты свалил из дома. Зря я подобрал тебя. Животное.

      Слышно, как пустой отзвук удара рассеялся поблизости – это лоб впечатался в дуло.

      – Стреляй, ссыкуха! Твой новый папочка Манн будет доволен! Стреляй же, сука!

      Но вместо этого я открыл глаза.

      В мои глаза лазерной указкой светил Артур с высунутым языком, как делают озадаченные люди. Делал он это с таким интересом,