Век годами не измерить (сборник). Владимир Любицкий

много странностей! Во-первых, почему в районе движения наших лодок, как мне докладывали, в тот день оказался неопознанный корабль? Во-вторых, каким образом японская подлодка И-25, которая ставит себе в заслугу торпедирование нашей Л-16, вообще попала в эту акваторию, если накануне вела бой с американцами совсем в другом месте? В-третьих, до нас дошли разговоры некоторых офицеров США о том, что Л-16 могла стать жертвой случайной атаки американской подлодки «SS-31». Во всяком случае, по словам специалистов, её перископ очень похож на тот, который появился незадолго до взрыва в той же акватории. И наконец… почему президент Соединённых Штатов только теперь, спустя два месяца, счёл необходимым выразить нам своё соболезнование? Как сообщал товарищ Ломакин, о гибели советской подлодки военные власти Сан-Франциско были поставлены в известность уже через неделю после трагедии…

      – Столько случайностей – нарочно не придумаешь! – проговорил Молотов.

      Сталин взял в руки телеграмму Рузвельта и пошёл по кабинету, будто снова и снова вчитываясь в неё.

      – Конечно, в мирное время мы провели бы тщательное расследование всех обстоятельств случившегося… Но нет пока у нас мира, нет! А союзники – есть! И с этим приходится считаться. А? Видимо, так рассуждал товарищ Комаров?

      – Верно, Иосиф Виссарионович! – кивнул Молотов.

      – Так точно, товарищ Сталин, – откликнулся Кузнецов.

      – И что же мы ответим Его Превосходительству господину Рузвельту? Притворимся, что поверили, и поблагодарим за соболезнование? Нет! На этот раз мы просто… промолчим! Надеюсь, союзники простят нам небольшое нарушение дипломатического этикета… Но консульская служба, товарищ Молотов, пусть до конца разберётся в этой истории. Мы не можем доблестью нашего Флота, о которой пишет президент, оплачивать такие, с позволения сказать, случайности.

Но экипажи комдива Трипольского ещё не знали о судьбе Л-16. Они шли тем же маршрутом – на Сан-Франциско.

      В шестом отсеке, как всегда, собрались свободные от вахты краснофлотцы. Анатолий Стребыкин и Казимир Вашкевич заняты выпуском «Морского ежа» – сатирического листка. Из-под карандаша Вашкевича постепенно возникает картинка: матрос у стола извергает потоки английских фраз, а один из слушателей видит во сне себя, вручающего девушке букет ромашек. Вася Глушенко, заглянув художнику через плечо, восклицает:

      – Ты дывысь, як наш Павло до Галынки залыцяется!

      Павел Плоцкий срывается с рундука и тоже пытается увидеть рисунок, но Анатолий отгораживает его от стола: «Потом, потом!»

      – А что там? Почему я?

      Вашкевич напоминает:

      – А кто кемарил вчера на занятиях по английскому?

      – Так я ж после вахты! Замёрз как бобик…

      – А дисциплину, Бобик, ещё никто не отменял! – внушает Вашкевич.

      В углу Николай Фадеев рассматривает нож в кожаном чехле, купленный в Датч-Харборе Стребыкиным.

      – Толя, и сколько стоит эта штука?

      – Три доллара.

      – Ого!