Хороший братец – мертвый братец. Владимир Медведев

непросто.

      – Случай необычный, – сказал отец Василий. – Тебе для начала надо провериться у психиатра, узнать, чем ты страдаешь – то ли подлинной одержимостью, то ли психической болезнью.

      – Так не обо мне речь! – возопил Матвей. – Это в кабане бесы сидят.

      – А кто с ними беседы ведет?

      – Ну я, – вынужден был признать Матвей.

      – Следовательно… – отец Василий многозначительно не закончил.

      Матвей понял. Не возразил. Против логики не попрешь.

      – Принеси справку из психдиспансера, тогда будем разбираться, – сказал отец Василий.

      Матвей сделал еще одну попытку:

      – Предположим, это не я псих, а кабан.

      Священник глянул на него так выразительно, что Матвей вздохнул и удалился несолоно хлебавши. Однако попытка не была напрасной – он получил важную информацию, из которой следовало, что ветеринара все-таки не миновать. Предположение о том, что Борис Николаевич свихнулся, давало новое толкование эмпирическому опыту. Возникла дилемма, которую Матвей прежде не замечал: Борис Николаевич либо взаправду одержим бесами, либо попросту рехнулся. Во втором случае можно не опасаться угроз Магардона и либо вылечить кабана, либо забить. Точнее, сначала вылечить, а потом забить. Впрочем, лечить необязательно. А если все-таки бесы? Необходимо было точно убедиться. Речь шла не о научной теории, а об условиях человеческого существования, если не о самой жизни.

      Ветеринара не было ни в Березовке, ни в Сосновке, пришлось трястись в автобусе по раздолбанной дороге до Дубняков, где обретался необходимый специалист. Внешностью ветеринар был точной копией доктора Зигмунда Фрейда, чего Матвей, естественно, не заметил, поскольку никогда не слышал об отце психоанализа, а если и видел его фотографии, то не знал, кто на них изображен. Здоровое классовое чутье подсказывало ему: просто какой-то дед из враждебного класса. Про теорию классов он тоже никогда не слышал, однако понимал: если портрет классово чуждого деда выставили напоказ, значит, дед заслужил, а это давало основания для надежды, что и его двойник хорош в своем ремесле.

      В этом Матвей не ошибался, а вот классовая интуиция его подвела. Дубняковский ветеринар Федор Михайлович Рукавицын был самого что ни на есть крестьянского происхождения. Если бы только не очки… Или Фрейд тоже их носил? Трудно сказать. На одних фото он в очках, на других – просто хмурый мужчина с аккуратной седой бородкой. Федор Михайлович был всегда при очках и, не в пример Зигмунду Яковлевичу, приветлив.

      – Вам не приходило в голову, что вы обратились не по адресу? – деликатно осведомился он, выслушав Матвея. – Возможно, требуется другой специалист.

      Матвей, наученный горьким опытом, мигом смекнул, куда клонит ветеринар.

      – У меня справка есть, из психдиспансера. Показать? – он полез в карман в полной уверенности, что его остановят.

      Федор