Пролежни судьбы. Книга вторая. Владимир Кукин

озорством беспечности простор –

      темперамента ликующее половодье

      с детством жизнерадостным вступило в разговор

      безнадзорною призывностью души к свободе…

      Резвящийся ребенок…

      Нет с собою фотоаппарата, а то… Остановил мгновение?

      Ты его и так все время тормозишь печалью: игровая киносъемка впечатлений документальностью сменилась стационарной выставкой запечатленных снимков. Динамика отсутствует. План образный, глубокий любования деталями: «Боярыня Морозова»…

      След от полозьев на растоптанном снегу,

      природы белизна на первом плане…

      Что дрязги мелочные на ее веку? –

      растают прошлым… нет их в вечном плане…

      Ты где? В прохладности музея?

      Предметные понятия упрятав в образ,

      мышлением прикрыв свойств формы наготу

      в сознание впускаешь игровую вольность

      без принужденья оживляя красоту.

      Дух, созерцая объективную случайность,

      в счастливой середине помыслов и дел

      обхаживает чувств достойную ментальность,

      наладив паруса фантазий каравелл.

      И бережливо, средь идейных побуждений,

      осуществляя знойных замыслов разбой,

      прикосновением к острастке искушений

      не растревожить спесью красоты покой.

      Оплатит щедростью разумная богиня

      эстетикой самосознания искры…

      И воспылает творческим огнем гордыня

      вершиной беспредела жизненной игры…

      Включись, ей одиноко; от этого и буйство, обращенное на гладь озерной неподвижности. Татьяна пред тобой устроила спектакль, всколыхнуть стараясь новизной устоев непокорных плановость, незыблемую распорядком жизни. Максик приучил…

      Подсветка солнца несколько другая, и главное, что ты на берегу, а Зоя… Таня манит в вечности игру: двоих с любовью. Похоже, это твой закат.

      Фотограф… С какою завистью смотрел он на тебя, отснятую неповторимость мига наслажденья отдавая. Чтобы он отдал, запечатлеть себя в том заповедном кадре? Как и ты, сейчас, наверно, все, что было после.

      Мама… Разбирая документы, оставленные ею, я нашел журнальную обложку: ту самую… Жизни боль своей скрывая – берегла.

      Все, что было после?

      Отрезать жизнь от представлений,

      вершащих предсказуемость событий;

      наскоком недоразумений

      обрадовать свершения открытий.

      Остыть от мемуарной давки,

      мумифицированных грез наскока,

      без ностальгической добавки

      морали застоявшегося смога.

      Рискнуть запойно распорядком,

      подставившись маршрутом под случайность:

      сесть в поезд в качестве подарка

      и не соскакивать, повтор – банальность…

      Пока водицей причащается девица,

      бесподобности соорудить алтарь,

      чтобы