Бла-бла-бла. Роман-каверза. Станислав Шуляк

Только давно заброшенные и навек позабытые…»

      О, бюджет показного благородства он к той поре ещё не совсем исчерпал!

      Скажи ты чёрной жабе «да»

      Не предположить, чтоб удел сей был ему сладок, но Илюшку в сад отводил по обыкновению Энгусов. До того самого случая! А что, впрочем, после случая-то переменилось? Были истерики и слёзы! Это со стороны Галины. Ну, ходила примерно месяц из детской комнаты милиции инспекторша-капитанка. Ходили также из дурки. Изучали условия жизни Илии. Ну, что изучили? Довольны? Да и сами они раза три возили отпрыска на Фермское шоссе. И – вопросы, вопросы! Одни, в общем, и те же! Замечали ли вы случаи неконтролируемой агрессии? Случаи внезапной замкнутости? Расщеплённости сознания? А что эти вопросы? Они могли лишь замутить, затуманить простецкое само по себе соображение: Илюшка уж кто-кто, но, во всяком случае, не дурак! Сумасшедший? Да и не сумасшедший! Просто особенный! Не дигитальный ребёнок, не аналоговый, а какой-то такой – мозговёртный, гнилобуквенный!

      Через месяца три или четыре всё дело понемногу затёрлось, забылось. Осталось лишь удивление: неужто это с нами такое приключилось?

      Илюшку перевели в другой сад, подалее, водить его стала Галина, Энгусов, между нами говоря, оттого испытал только облегчение: киндер временами ставил его в тупик, а негоже ему, с его тайными планами всемирного литературного господства, в тупиках-то стоять, сами понимаете! Светочу-то словесности!.. Генералиссимусу глаголов!.. Пожирателю стилистик и фабул!..

      И долго-долго ещё повсюду наше злополучное семейство преследовал… шепоток, что ли? Гаденький такой, двусмысленный, боязливый.

      Потом Илюшка в школу пошёл. Радивостью особенной, правда, не отличался, с уроков норовил улизнуть при первой возможности. Особливо когда подрос. Ну да мало ли у нас таких, что школу не любят? Да и за что её любить, кстати?

      А капитанка из милиции была ничего! Вся из себя блондиночка кудрявая (крашеная, конечно), и фигурка, и погоны на плечах – Энгусова аж в жар бросало от смазливенькой капитаночки! Он даже втайне от Галины понемногу стал подкатывать к офицерке: вы, мол, рассказ мой такой-то читали? А сякой-то? А то я, знаете ли, известный писатель. Типа Сомерсета Моэма, так чтоб попроще. По преимуществу в интернете и в разных электрических сообществах. И ничто сверхчеловеческое мне не чуждо! Капитанка то хмурилась, то улыбалась, изображала из себя недоступную осетрину и дорогую паюсную икру, на заигрыванья не ответствовала. Да и Энгусов-то, конечно тоже подкатывал без конкретной цели, а так только – для самосознания. Для прысканья гормонов. И прочих углеводов с нуклеиновыми кислотами. «Экая у неё постсоветская грудь!» – бормотал, потея, бедный Энгусов.

      Вот! День был, как день, и хуже бывают!

      Лучше тоже бывают, но не так часто.

      Дождливым утром Энгусов вёл киндера в сад. Шли незлобиво. Воркуя. Это ежели в целом. Энгусов дважды брал того за руку, но киндер был сегодня… непримиримее, что ли,