Бла-бла-бла. Роман-каверза. Станислав Шуляк

забормотал он и тут же позорно стал уносить ноги, споткнувшись на лестнице и расшибив себе в кровь колено.

      Энгусов же пробуждался не столь проворно, он пробуждался по частям, по отделам: сначала пробудились кисти рук, потом мочевой пузырь, потом пятки и щиколотки, раздутый кишечник и лишь после этого мозг.

      – Ты что же это сотворил? – с угрозой сказала супруга. – Вошь! Прохвост! Гнида!

      – Полегче! – сказал Энгусов.

      – Это ж было святое, святое! На юбилей! – завопила женщина.

      – Ну, ладно, чего теперь! – успокаивал её Энгусов. – Водочки купим! Сделаем селёдку под шубой!.. Посидим нормально!..

      – Украли! – оголтело крикнула женщина. Но тут же нашла более сильное слово: «Обез-до-ли-ли!..»

      Мужики внизу хохотнули. Сцена во втором этаже выходила поинтереснее карт.

      – Слышишь? Там над тобой смеются, – объективно указал Энгусов.

      Но Гальку это лишь завело ещё более. Она подскочила к окну.

      – Смеётесь? – загремела женщина. – Вам смешно? А тут, можно сказать, святое, святое нагло исхищено!

      – Красавица! – похабно крикнул один из картёжников. – А ты иди к нам! Мы тебя тут утешим!

      Ошарашенный мужицкой наглостью к окну подскочил и Энгусов.

      – Вы! – семейственно заорал он. – Пасти заткните! Вас здесь не касается!

      – И пойду! – вдруг тихо сказала Галина. – Пойду! – тут же заголосила она. – И оно ничуть не зазорно при этаком-то муже!

      – Ну, и иди себе! – гневно загремел Энгусов. – Позорь женское звание!

      – Пойду! – снова сказала Галина.

      Средь картёжников тоже затеялось обсуждение.

      – Придёт! – молвил один.

      – Разговоры одни! – возразил другой.

      – Точно придёт! Женщина статная, а дураку досталась – разве ей не обидственно? – урезонил товарищей третий.

      Галина одним махом заглотила остатки горькой перцовой настойки, накинула на плечи прозрачный платок…

      – Сам виноват, – беззвучно сказала она Энгусову.

      – Иди-иди! – злобно подначил её тот.

      Галина пошла.

      «Да, щас! – накручивал себя Энгусов. – Польстится на неё какой-то идиот! С такой-то мордой!..»

      Однако же польстились. Несмотря на всяческие морды!

      Июньский вечер, заходящее солнце, духотень, оглушительно цветущий жасмин, и слегка ошалевшие мужички: они узрели Галину. Некоторые из них уже были готовы отработать вперёд пятками, но женщина их удержала.

      – Эх! – густо сказала она. И сбросила с себя прозрачный платок. – Жизнь подла и безынтересна! Налетай, мужичьё! Возьмите женщину в жасмине!

      – Вы чего, тётка? – настороженно сказал кто-то.

      – Аль я ошиблась в вас? – глумливо сказала Галька. – И нет средь вас мужчины всамделишного?

      И вдруг отчаянно рванула на груди сорочку. Так что вмиг сделалась сходной со «Свободою на баррикадах» работы картинописца Эжена Делакруа.

      – Сама