Бла-бла-бла. Роман-каверза. Станислав Шуляк

спохватилась вдруг Светка.

      – Не идти! – встряхнул головою Илюшка.

      И почти невидимый бох, подлетевший поближе, пристально взирал на собеседованье этих троих.

      – И правильно, не ходи! – вдруг обрадовался убегающий Вадик. – Мы тоже в школу много ходили, и видишь, какими стали теперь!

      – Да, – подтвердила и Светка. – Всему виною чёртова школа. Она учит беспутству.

      – И осмеянию, – сказал Вадик.

      Квартира пропойц была на первом этаже, была вся черна от пожара, и обои пластами отходили от её стен. Илюшка сюда уж наведывался и чувствовал себя здесь командиром.

      Покуда чай на плите согревался, с пивом Вадик притопал. Пропойцы прильнули к напитку, налили (немного) тинейджеру. После выпитого нетверёзые фейсы их помягчели.

      – Ты сильный, – молвила Светка.

      – Сильный и умный, – прибавил и Вадик.

      – Кто с тобой свяжется – враз пожалеет!

      – Вы не знаете, потому что вы дураки, а я на самом деле всё могу, чего другие не могут! – совсем уж занёсся тинейджер.

      Но никакие из его заносчивостей не были чрезмерны для Светки и Вадика.

      – Ты всё можешь! Ты можешь больше, чем всё! – пропели пропойцы. И выпили пива.

      Илюшка пил чай, грыз сухую печеньку. Лёг спать одетый на постели хозяев, поверх покрывала. Проснулся после полудня. Вадик и Светка сидели напротив, благоговейно взирая на его пробужденье.

      – Вы смотрели на меня, как я спал? – потянулся тинейджер.

      – Смотрели, – ответили двое.

      – Скоро случится страшное, – прибавил Илюшка.

      – Ой, не надо бы страшного! – испугался вдруг Вадик.

      – Надо! – твёрдо молвил тинейджер. – Непременно.

      – Тебе снился сон? – Светка спросила.

      – И вовсе не сон! Я просто знаю! На Саблинской улице мусор всё не вывозят?

      – Вторую неделю, – сказала синявка.

      – Вот! – торжествующе сказал тинейджер.

      Что «вот»? – заволновалась пьяная парочка. Почему невывезенный мусор – это именно «вот!»? Мусор – тьфу! Он сам собой образуется. Особливо вблизи человеков. Разве может мусор иметь какое-нибудь значение?

      – Дайте ещё чаю с мёдом, и я пойду! – приказал маловозрастный командир.

      На сём же, на этих самых словах мы покудова оставим тинейджера, после с безмятежностью пившего сладкий чаёчек, как и бох недавно оставил его, незримый, бестрепетный бох.

      А Сумкин, разумеется, ни в какие Кимры в тот день не поехал. Энгусов вечером стукнулся в его комнату – сосед во тьме спал пьяный, мордой небритой в стену упёршись, так вот спал Сумкин.

      Так что кто и как схоронил его мать – сие нам не ведомо!

      Может, того даже Сумкин не знает. То ль соседи, то ли добрые люди… а бывает и так, что сами мёртвые чёрными дождливыми вечерами друг друга тайно хоронят. Без звона бронзы, без молитв, без песнопений – лишь скрежет лопат о камни и твёрдую почву, да шелест небесной воды сию тишину сгустившуюся прорезают безнадёжно, бесцельно, безрадостно…

      День