Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская

школу…

      В соседней комнате шумел телевизор. Через полуоткрытую дверь я увидела на экране энергичного плешивого карлика с длинным носом и с заострённым черепом. Богатый русский еврей распинался о достижениях ЛогоВАЗа. Карлик энергично подпрыгивал в подтверждение своих слов, стараясь выглядеть героически и, вероятно, выше. Но ничего героического в его облике не было. Не было тем более ничего советского, хотя по возрасту он должен был успеть побывать и октябрёнком, и пионером, и комсомольцем, и даже коммунистом со стажем.

      Толпа, на фоне которой карлик распинался, внимала и рукоплескала от восторга.

      «Черномор… колдун Черномор!»

      На смену «Черномору» к микрофону вышел банкир, тоже лысый, маленький, узкоплечий и с брюшком. Он дёргал бесформенной бородкой.

      Ни дать ни взять – гном садовый. За гномом стояли две девицы с плакатом «Объединённый банк» и демонстрировали толпе обнажённые ляжки.

      Картинка в телевизоре сменилась, и пол-экрана заняло лукавое лицо полупьяного президента. Говорил он невнятно, развалившись в кресле на фоне малахитовых колонн.

      Невольно я представила президента блюющим в золотой унитаз.

      «И этот… тоже Черномор!»

      Я отвернулась, оглядела скромные стены избы и расстроилась. Суженый на фоне лукавых, старых и лысых мегабогачей выглядел нелепой фантазией.

      «А жаль!»

      – Скудель, – обронила Жива, заметив мой взгляд. – Скудель… – повторила она. – Помнишь стихи? Всё утвари простые, всё рухлая скудель! Скудель!.. но мне дороже, чем бархатное ложе и вазы богачей!.. – Батюшков написал. Ну что так смотришь… Я, между прочим, философский окончила. А раньше-то, знаешь, как учили? О-го-го, не то что вас… малахольных.

      «Я – малахольная…»

      Жива говорила, а я слушала спросонья вполуха.

      – …к двенадцати Арий приедет, позанимается с тобой.

      – Чем позанимается?

      – Ораторским мастерством.

      Я поперхнулась.

      «Арий и – оратор! Среди немых?»

      – Он что же, актёр?

      Жива посмотрела на меня, покачала головой:

      – Не приведи господи! Кто угодно, только не актёр.

      – Вам актёры не нравятся?

      – Так что ж в них хорошего? Самые сложные пациенты у меня. С юности перевоплощаются в разные личности, играют чужие эмоции и жизни. Это неизбежно способствует потере собственной личности и плохо отражается на интеллекте. С женщинами-актрисами ещё ничего, у них ума побольше, а вот мужчины – сплошь дураки и клоуны. Не видела ни одного умного актёра. Все – как дети малые.

      – А как же Высоцкий?

      – Он был пьяницей, запивал боль. Так бывает, когда актёр найти себя не может среди множества сыгранных личин. Все актёры – пьяницы. Не забывай, милая, Высоцкий поэт, а поэты – сплошь интеллектуалы.

      – Как Шекспир.

      – Шекспир – гений.

      – А Пушкин?

      – И Пушкин – гений.

      – А Есенин?

      – Есенин? Кто это?

      – Ну… как же! Это же он же написал! Ты жива ль ещё, моя старушка? Жив и я! Привет тебе, привет!

      – Да, я знаю, знаю…