Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская

и вы вправе отказать. Просто жить мне осталось не так уж много, и я хотел напоследок… Впрочем, не слушайте меня. Решайте сами.

      Через два часа я подошла к дверям профессорского кабинета. Они раскрылись как по волшебству. За столом, склонившись над солидным, пожелтевшим от времени томом, сидел профессор Этернель.

      – Вы согласны, Василиса Михайловна? – Голос старика прозвучал неожиданно звонко и молодо.

      – Согласна, Орэт Дёнуарович. Ваше предложение слишком выгодно, чтобы отказываться. Работы я не боюсь. Вот только… могу ли я задать три вопроса.

      – Всего три? – Профессор довольно прищурился. – Задавайте.

      – Вы… вы женаты? – Я залилась клюквенным румянцем, заметив выражение лица Этернеля, немного насмешливое и высокомерное.

      – Нет, я не женат, но у меня есть дочь. Мы почти не видимся, у девочки своя жизнь. Второй вопрос?

      – Сколько вам лет, Орэт Дёнуарович?

      – Сорок восемь… а вам восемнадцать?

      – Недавно исполнилось, – ответ потряс меня. А мы-то считали профессора дряхлым стариком!

      – Какой последний вопрос? – Профессора, кажется, позабавило моё замешательство.

      – Вы носите необычные галстуки со странной символикой, значки, перстень с цифрами «33». Что это значит?

      Старик блеснул зелёными глазами и улыбнулся.

      – Думал, вы знаете, Василиса Михайловна. Я – масон, – он показал на левый лацкан, – циркуль и наугольник – символы масонства, а перстень с цифрами означает, что его владелец – мастер тридцать третьего градуса. Я гроссмейстер ордена. Вас это смущает?

      – Нисколько… – соврала я.

      «Кто такой гроссмейстер и какого такого ордена? Он же не о шахматах?»

      – …я слышала о масонах… гм… немного. Знаю, что это закрытая организация. Кажется, Кутузов, Наполеон, Ататюрк были масонами, но я всегда воспринимала сведения о масонах отвлечённо, никогда не вникала в суть учения и не интересовалась подробностями.

      – От вас этого и впредь не потребуется, Василиса Михайловна. Что ж, хорошо. Сможете ли вы приступить к работе завтра? – Старик протянул несколько листков. – Посмотрите и ознакомьтесь. Это стандартная «рыба» трудового договора и согласие о неразглашении сведений о работе и информации о нанимателе. Мой адрес и два телефона на обороте. По второму номеру я отвечаю чаще.

      Профессор Этернель опустил голову к книге, и я поняла, что разговор закончен.

      Вернувшись домой, я всё ещё находилась под сильным впечатлением от встречи. Прочитала договор. Выяснилось, что первый месяц работы – это испытательный срок, и если я его провалю, то из двух тысяч долларов, причитающихся за месяц, заплатят только пятьсот.

      «Так, значит, надо постараться и продержаться год!»

      И главное, как кстати! Летом мне исполнилось восемнадцать, и теперь я могу работать полный рабочий день. Пенсия по сиротству скудна, стипендия – мышкины слёзы, а я уже наделала долгов. У проклятой «Нивы» то аккумулятор пришлось менять, то свечи,