Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская

подлеском не была заметна ни с одной из дорог. Кто бы мог подумать, что по соседству с Кутузовским проспектом в заброшенных яблоневых садах скрывается настоящая изба с узорчатыми, резными наличниками.

      По соседству, на улице Козловке, тоже грунтовой, стояло несколько старых дачных домиков, оставшихся от Нового Кунцева. С Козловки дачи были видны прохожим и редким местным автомобилистам, но дом на Тюльпанной, одинокий и таинственный, прятался в лесу, будто укрытый шапкой-невидимкой.

      Дом, как ни странно, мне понравился с первого взгляда. Снаружи гладкие, отполированные, светлые брёвна. Вокруг пахнет деревом, лесом, костром и прелой землёй. Дорожка чисто выметена, в палисаднике наклонили головки аккуратные кустики георгинов. Ни сточных канав вокруг, ни вони.

      В избе было так же чисто, как и снаружи. Венички душистой мяты в сенях, полные вёдра воды, прикрытые деревянными крышками, стоят на скамье, рядом – стопка льняных одеял. Полосатые домотканые дорожки заботливо покрыли крашеные коричневые полы. В горнице, как в старину, на комоде лежат кружевные салфеточки, стоит у стены резной буфет с гранёной посудой.

      Посреди комнаты – обеденный стол, покрытый белейшей, накрахмаленной скатертью с вышитыми красными мокошами, конями, коловратами. Рядом на столике – самовар, справа – прялка, тусклая лампадка у окна, в торце – ослепительно-белёная печь, в красном углу – Неопалимая иконка с венчальными свечами и вышитый алым узором рушник.

      «Столетняя русская изба!»

      Я дивилась, глядя на салфеточки, берестяные туески, на ухват, горшок в печи, исходивший сладким ароматом гречневой каши.

      Вроде бы всё просто, но пригляделась: деревянные ложки с серебряными чернёнными ручками, прялка украшена пластинками слоновой кости, икона в серебряном окладе с жемчугом, да и самовар не медный, а тоже из серебра, стоит на тяжёлом подносе с ручками из расписной финифти, а на самой хозяйке душегрейка, подбитая куньим мехом.

      – А кто это? – не удержалась я и кивнула на стену, оклеенную обоями с блёклыми розами.

      – Это матушка и бабушка. – Жива с любовью посмотрела на фотографии в тёмных, деревянных рамах.

      – Они тоже прорицательницы?

      Родственница кивнула:

      – Ты не бойся. Дело это не хитрое, а доход верный. Тысяча рубликов за сеанс с одной людины, а у меня их от двадцати до пятидесяти человек в день… Кто по двое приходит, кто один, кто с семьёй. С семи утра десять часов работы каждый божий день без выходных…

      Я быстро подсчитала в уме.

      «Это же полтора миллиона рублей в месяц! Вот это прорицательница!»

      – …Скажешь, негоже с людей за сказки деньги брать? Может, ты и права, а может, и нет… Я же не виновата, что родилась на белый свет, а на этом свете самое насущное не хлеб, а деньги. Никуда без них. Даже без любви и семьи обойтись можно, а без денег – никак не обойтись. Главное, меру в деньгах знать. Мало – плохо, много – тоже плохо. Потому как не каждый человек испытание деньгами выдержать может. Вот и превращается такой из человека вначале в людь, а потом уже и в нелюдь. Вокруг меня и люди,