Гранатовый остров (сборник). Владимир Эйснер

перелет гусей, то он, разумеется, был прав. В середине июля побежали по тундре крохотные и премилые детишки куличков. Семьи куропаток стали прятаться в скалах, а утиные, гусиные на дальних островах.

      «… И спросит Господь у мужчины: «Сын Адама, где ТВОЯ семья?»

      XII. Третий коготь Розы

      Прошло несколько лет. Я уже работал в другом районе, и как-то встретил в Норильском аэропорту Ивана Демидова, охотника-рыбака с Диксона. Он рассказал, что Роза с Юрисом нашли у последнего капкана, там, где некогда сходились путики Грушевского и Костыркина, две гильзы от «девятки», крупнокалиберного охотничьего карабина. По этим гильзам милиция разыскала карабин, по карабину вышла на Костыркина.

      – И сколько ему дали?

      – А нисколько. Цирроз. На карте овраг показал и помер. Менты подняли косточки, передали Розе с Юрисом. Щас у них на зимовке памятник стоит.

      Мы с Иваном помянули убитого, и разошлись по своим рейсам. Я прилип к иллюминатору: ни следа присутствия человеческого, ни избы, ни села, ни дороги. Только простор. Только горы и реки. Только окна озер без числа. Бескрайняя, бесконечная, безлесная тундра от Норвегии до Аляски. Матушка и кормилица из века в век.

      По ту сторону деяний наших.

      По ту сторону добра и зла.

      По ту сторону времени.

      Когда кончится мой срок, где-то там отмеренный,

      «Я, как в воду, войду в природу, и она сомкнётся надо мной»[10].

      Но: «Любовь никогда не перестанет…»[11].

      „Liebe ken brennen un nit ojfheren,

      Herze ken vejnen,vejnen on trenen.

      „Tum, bałałajka, spił, bałałajka, tum, bałałajka, tumbalala".

      Norge

      I

      На острове Диксон до самого «ельцинского порушення» многие охотники-промысловики ездили на собаках.

      Как ни зайдешь к деду Бугаеву, – тепло да уютно. На столе лампа, на печи чайник, у ног лохматый пес. И всегда дело в руках, а в тот раз, когда Димка забежал к нему после школы, дед Маркел сидел у стола и сшивал ремни собачьей упряжки.

      – Дайть-кось помогу, Маркел Мелентьич.

      – А смогешь?

      – Да что там хитрого – алыки[12] сшить!

      – Ну, тама в сенцах ремни всяки разны висят, не-си-кось.

      Димка взял фонарь, принес ремни. Стал перебирать, какой пошире да крепче. И глянулся ему один. Не лахтачий[13], а настоящий, бычьей кожи.

      Спереди, на ладонь от пряжки, кольцо вшито костяное грубой работы, к нему ремешок нерпичий[14] привязан. К ремешку опять же костяной крючок и тоже грубо опилен, только сам сгиб внутри гладкий-прегладкий, будто его наждачной шкуркой-нулевкой вылизали.

      – Зачем, дедушка, крючок-то?

      – Тот пояс не трог. Память он с давешних лет. Другой бери.

      Пареньку того и надо: стал про давешние годы спрашивать, а дед:

      – Расскажу, коль сам догадашь, зачем крючок на ремне. Уж Димка по всякому гадал – не вышло. Дед и говорит:

      – Эта – штоб арбалет натягивать!

      – Арбалет? В наше время? Я и в руках не держал!

      – А

10

Из стихотворения Ε. Винокурова

11

Св. ап. Павел: 1-е послание коринфянам, 13.

12

Алык – шлея собачьей упряжки.

13

Лахтак или морской заяц – крупный, весом до 300 кг, тюлень.

14

Нерпа – небольшой, живущий в прибрежных бухтах, тюлень.